Рикошет | страница 45



Говоря словами юного создания, офонареваю и обалдеваю! Оказывается, молодость уже загублена, и я глубоко заблуждалась, считая, что в общественном транспорте меня принимают за девочку не только благодаря стройной фигуре!

Людмила продолжает философствовать:

— Работайте?! Хоть загнись на работе, в бриллиантах ходить не будешь!

— А без бриллиантов — никак? — наигранно изумляюсь я.

Наследница осколков состояния томского ювелира смотрит на меня с неподдельным сожалением:

— Ничего вы не понимаете… Вам же не приходилось носить на пальце сорок тысяч…

Она поднимает руку, мечтательно оглядывает пухлый пальчик, словно наслаждаясь игрой драгоценного камня. Мы с Тонькой озадаченно переглядываемся.

— Идешь, а вокруг такие ничтожества… Чувствуешь себя… Королевой!.. Даже походка становится иной. Человек без денег, как алмаз без огранки.

Начинает казаться, что я слышу хриплый голос старого ювелира Иосифа Стукова и вижу его самого: в полосатом жилете, выглядывающем из-под дорогого халата; сгорбленного, с крючковатым носом и колючими глазками. Будто не Людмила учит меня жить, а Стуков наставляет свою дочь на путь истинный: «Человек без денег, как алмаз без огранки!»

После минутного замешательства спрашиваю:

— Это слова вашей тети?

— И ее тоже! — резко отвечает Людмила, с опозданием понимая, что разоткровенничалась совсем не к месту.

Достаю из сумочки бланк протокола допроса свидетеля, предупреждаю Путятову об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, после чего тщательно фиксирую содержание нашей беседы.

По-детски шевеля пухлыми губами, Людмила долго читает протокол, обиженно усмехается:

— Даже про то, что жить хорошо хочу, написали…

Сухо поясняю:

— Если что-то отражено неправильно, можете собственноручно уточнить.

Она поводит плечами:

— Просто, мне кажется, это лишнее…

— Вы так не говорили?

Людмила косится на нотариуса, молча подписывает протокол.

25.

Толик ждет меня к семи часам вечера, поэтому приходится спешить. Бежать вверх по лестнице в узкой юбке ужасно неудобно, тем не менее скачу по ступенькам и даже умудряюсь обогнать элегантного старичка в светло-сером костюме.

Торопливо стучу в дверь. Никого. За спиной раздается чуть прерывающийся от одышки голос:

— Добрый вечер, барышня.

Оглядываюсь. На площадку, размеренно ступая, поднимается элегантный старичок. Одолев последние ступени, вынимает из кармана ключи, открывает дверь, в которую я так настойчиво тарабанила.

— Давненько порог моей обители не переступала ножка барышни, да еще такой милой.