— Выбираю.
— А мне, Ларка, честно говоря, повезло. Муж такой! — Антонина восхищенно закатывает глаза. — Во всем помогает. И пол моет, и белье стирает, и в магазин ходит, и с детьми…
— С какими детьми? — вырывается у меня.
— С нашими! Я же двоих родила! — смеется Тонька.
— Ну, ты гигант! — совершенно искренне восторгаюсь я.
В течение последующих пятнадцати минут выслушиваю сведения о муже и детях бывшей Поплавской, а ныне Бянкиной. Тонька рассказывает взахлеб, но наконец, спохватывается:
— Сейчас всех отпущу и поболтаем.
Устраиваюсь в кресле перед журнальным столикам и, перелистывая «Советскую Юстицию», вполслуха слежу за беседой нотариуса с посетителями. Когда последний из них ретируется, спрашиваю:
— Устаешь?
— На работе устаю, а дома отдыхаю, — оптимистично отвечает Антонина и выглядывает в коридор: — Слава богу, никого.
Вернувшись за стол, округляет глаза:
— Ларка! Ты, наверное, по делу?!
Объясняю ситуацию. Потом интересуюсь, не обращалась ли Стукова в нотариальную контору.
— Так это Стукову убили?! — ахает Тонька.
— Ты ее знала?
— Да-а… Она была у нас частой гостьей.
— Доверенности оформляла?
Тонька смотрит непонимающе:
— Почему доверенности?.. Такая разве кому доверит? Завещание два раза в год меняла… Не нравилась она мне. Смотрит цепко, словно оценивает за сколько тебя купить можно…
— Два раза в год?
— Вот и я тоже удивлялась, — усмехается Антонина. — Спросила ее как-то об этом. Она важно так заявляет: «У меня две племянницы. У одной именины в марте, у другой — в сентябре. Завещание — это мой подарок. Если умру, все имениннице достанется». Представляешь, подарочек?! Бр-р-р… Она и приходила сюда с племянницами, первого марта — с Людмилой, первого сентября — с Риммой.
— Значит, на данный момент смерть старухи выгодна Людмиле, — раздумчиво роняю я.
Но Тонька не слышит. Она запальчиво продолжает:
— Устроила из своей жизни лотерею! Пользовалась завещанием, как крючком. То одну племянницу зацепит, то другую.
«Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил…» Где-то я читала, что в пушкинские времена фраза «он уважать себя заставил» означал примерно то же самое, что в наши дни выражение «протянуть ноги». Пока провожу эти невеселые аналогии, Антонина рассказывает о племянницах Анны Иосифовны:
— Римма — маленькая, сероватая, сильно накрашена, глаза неспокойные, будто постоянно ожидает подвоха. Перед теткой юлила. Кислая она какая-то. Расцветала, только когда тетка завещание а ее пользу подписывала… Людмила совсем непохожа на сестру…
