Рикошет | страница 29
— Очень. Хотелось бы знать, какие чувства вы к ней испытываете.
— Сложный вопрос, — после длительного раздумья произносит Ростислав и, как бы извиняясь, добавляет: — Марина — девушка симпатичная, но узнать человека за столь короткий промежуток времени…
Перечисляю достоинства подруги:
— Умна, эффектна, коммуникабельна, разбирается в литературе, искусстве, прекрасная хозяйка… Или вы женаты?
— Что вы? Бог миловал… — сбивается с такта Марков.
— Вы против создания семейного очага?
— Ни в коем случае!
— У вас нет условий?
— Почему же?!. У меня двухкомнатная кооперативная в центре.
— Значит, большие расходы, — сочувствую я.
— Моей зарплаты хватает и на квартиру, и на машину, и на дачу.
— У вас даже дача есть?! — имитирую восторг.
— Да… В Матвеевке. Прекрасное место.
— Это третья зона пригородного сообщения? — вырывается у меня.
Марков смотрит непонимающе, поводит плечом:
— Я на электричке редко езжу… Но, кажется, третья…
Теперь уже я сбиваюсь с такта.
В памяти всплывает хриплый бас Малецкой-старшей: «…прогуливалась с интересным молодым человеком в морской форме… высок, подтянут, лицо интеллигентное… скорее даже речник…»
Марков явно смущен моим настойчивым взглядом. Он начинает коситься, проверяя, в порядке ли костюм. Торопливо роняю:
— Вы так похожи на одного человека…
Он успокоенно вздыхает:
— Просто у меня лицо ординарное.
— Не сказала бы… Внешность у вас запоминающаяся.
— Когда такое говорят женщины, я начинаю бояться, — игриво отвечает Марков.
Танго кончилось, и мы возвращаемся к столу.
Василий расправляет плечи, окидывает взором нашу компанию, отмахивается от пытающейся помешать ему Люськи, встает. Люська делает трагическое лицо и сообщает громким шепотом:
— Стихи читать будет.
Василий не реагирует на реплику. Притронувшись к кончику мясистого носа, произносит заунывным басом:
— Из цикла «В объятиях Морфея»…
Все заинтригованы. Он прокашливается и начинает:
Толик подпирает щеку ладонью, задумчиво произносит:
— Хорошие стихи…
Василий порывается познакомить нас с еще одним стихотворением из того же цикла, но Люська дергает его за рукав:
— Садись ты, Морфей, люди смотрят.
Через несколько минут она придвигается ко мне и жалуется:
— Никакого сладу. Ночью проснусь, Васьки нет. Гляну, из кухни через щелочку свет пробивается. Сидит в одних трусах и строчит. Ни дать, ни взять — роденовский «Мыслитель».