— Евгения Константиновна?
Женщина не успевает ответить. Пришпоривая игогокающую сестренку, из комнаты выскакивает «вождь краснокожих», не глядя палит из кольта и уносится в даль коридора.
— Милые дети, — замечаю с улыбкой.
— Сорванцы, — басит Малецкая и приглашает: — Проходите.
Усадив меня на кухне, она извиняется и, прикрыв дверь, выходит. Через несколько минут в квартире воцаряется тишина. Евгения Константиновна возвращается, прикуривает потухшую папиросу. Устроившись напротив, интересуется:
— Валентина Васильевна еще не родила?
— Нет… Но она уже в предродовом отпуске. Дело передали мне.
— М-да… Стукова не верила, что умрет, — задумчиво выпускает клуб дыма Малецкая. — Ирония судьбы… Представляете, за день до смерти говорила, что прекрасно себя чувствует.
— Какой день вы имеете в виду!
— Субботу. Я встретила Анну Иосифовну в скверике. Она прохаживалась с интересным молодым человеком в морской форме.
— Вы считаете, что Стукова убита в воскресенье?
— Разве вы не так считаете? — испытующе смотрит Малецкая. — Или спрашиваете об этом, допуская абсурдную мысль, что преступление совершено кем-то из нашей семьи?
Эта мысль не казалась абсурдной Валентине. Мне она тоже представляется не лишенной оснований. Однако я пришла сюда не для того, чтобы делиться своими соображениями. Поэтому скромно улыбаюсь и прошу описать человека в морской форме.
Евгения Константиновна обиженно поджимает губы:
— Я вышла из того возраста, когда обращают внимание на молодых людей… Но если вы настаиваете, попытаюсь… Высок, подтянут, лицо интеллигентное. По-моему, был чем-то удручен… Впрочем, могу ошибаться.
Моя подруга, Маринка, без ума от молодых людей в морской форме. Мне же больше нравятся молодые люди в очках и с задумчивым взглядом, как мой Толик. Однако этот моряк меня интересует:
— В каком он звании?
Малецкая вдавливает докуренную до гильзы папиросу в пепельницу, рассудительно произносит:
— До́лжно быть, вы неправильно поняли. А может, я неправильно выразилась… Он, кажется, и не моряк. Во всяком случае, не офицер. Скорее даже, речник. У моего сына такая же форма.
— Может, он и не был удручен?
— Был, — чуть подумав, уверенно отвечает Малецкая. — Мне показалось, Анна Иосифовна сказала ему что-то неприятное. Она вообще была тяжелым человеком… Хотя о покойниках плохо не говорят, я должна быть объективной.
Объективность — это как раз то, что мне нужно от свидетелей. Прошу Евгению Константиновну поподробнее рассказать о Стуковой.
