А вдруг она ему звонила? Или звонили из клиники? Всегда может случиться непредвиденное. А он не сказал, где будет. Обычно этим ведает Вивиана, и все знают, где его можно найти.
– У вас есть телефон?
– В глубине биллиардной, налево, у туалетов. Вам надо позвонить в Париж? Дать вам жетон?
Он позвонил сначала домой. Ему ответила кухарка:
– Ах, это вы, месье... Жанины нет... Я одна...
– Никто не звонил?
– Только мадам. Она хотела знать, дома ли вы, и я ей сказала, что вы вышли. Я сделала что-то не так?
Он взял в кассе еще два жетона. Он редко сам набирал номер и теперь проделывал это очень неловко. Ему не хватало Вивианы, и он пожалел, что не взял ее с собой. Ему хотелось убедиться, что все в порядке, и он позвонил в клинику.
– Все идет хорошо, профессор. Мадам Рош провела больше часа с мужем и деверем и ничуть не утомилась. Затем съела все, что ей подали, и уснула. Только что я перевела пациентку из двадцать четвертой в гинекологию, вы назначили ее на операцию завтра вечером.
– Никто меня не спрашивал?
– Никто. Все спокойно.
Он предпочел бы срочный вызов. Конечно, он боялся бы сплоховать, но работа вернула бы ему власть над собой. Он чувствовал, что катится по наклонной плоскости, и позвонил в Институт материнства, втайне надеясь, что там он окажется нужен:
– Мадам Жиро еще здесь?
– Нет, профессор. Дежурство принял доктор Берто.
Это его второй ассистент.
– Передайте ему трубку.
Он хотел бы быть на его месте, в белом халате, нести ответственность за эти ряды коек, где одни женщины спали, а другие молча страдали с открытыми глазами.
– Все хорошо, профессор... Да, я видел больную...
Доктор Жиро передала мне предписания... До сих пор она очень хорошо реагирует на лечение... Нет, больше ничего. Ночью ожидается трое родов, и все по прогнозу нормальные... Кесарево как раз сейчас делает доктор Вейл...
Нет, никто не протянул ему спасительной доски. Никто не нуждается в нем – ни дети, ни мать, ни больные.
– Все нормально...
Не в этот ли час молодая эльзаска устремилась к набережной, еще не будучи уверена, совершит ли она то, что задумала? Разве не пыталась она сначала уцепиться хоть за что-нибудь? Может быть, тогда она снова пробовала пробиться к нему в клинику на Липовой улице или долго стояла на улице Анри-Мартэн, глядя на освещенные окна и надеясь перехватить его у входа?
Плюшевый Мишка! Какой убийственной иронией обернулось прозвище, рожденное, казалось, самой нежностью!
