Он сознавал, что случился срыв, сбой; он выпал из действия, из ритма, и мадам Рош сразу почувствовала неладное и подняла голову, устремив на него недоуменный и тревожный взгляд:
– Что случилось? Я сделала что-нибудь не так?
– Напротив, вы все делаете как надо! Все очень хорошо. Ну, еще последнее усилие... Вдохните!..
Всю свою силу, всю волю напряг он, чтобы опять слиться с нею в одно:
– Задержите!
И снова он заколебался, не сразу вспомнив словосигнал, которого она ждала от него и которое он произносил столько раз...
– Тужьтесь! – вскричал он наконец с облегчением.
На этот раз он полностью овладел собой, обрел точность жестов, связанных чуть ли не математической последовательностью. Но мадам Дуэ заметила его нерешительность. Поняла ли она, что с ним происходит?
Высвободилась головка. Дальше уже было просто, но у него не проходило беспокойство, в голову лезли мысли о возможных и невозможных осложнениях.
– Еще раз... Глотните немного кислорода... Готовы? Вдохните... Задержите... Тужьтесь!..
Он держал в ладонях головку ребенка, бережно высвобождал плечики и повторял, напрягаясь вместе с нею:
– Тужьтесь... Сожмите кулаки... Еще... Еще...
Он раздвоился. Какой-то своей частью он продолжал работу, выполнял ритуальные жесты, и в то же время его одолевали тревожные мысли. Он был уверен, что забыл сделать что-то необходимое, и перебирал последовательно в уме все свои действия, даже усомнился, мыл ли он руки до локтя с мылом. Ему так и не удалось вспомнить, мыл или нет. Ну конечно же, он вымыл их и проделал все, что полагается. Да и мадмуазель Бланш, которая была рядом с ним, когда он готовился к приему родов, непременно бы ему напомнила, если б он что-нибудь забыл.
И к тому же перчатки рвутся редко...
Только что, в несколько минут, он потерял уверенность в себе – профессиональную уверенность. Руки женщины, сжимающие никелированные ручки, были мертвенно бледны. Стиснув зубы, она упорно смотрела на врача.
– Не тужьтесь больше...
Она не осмеливалась расслабиться и, пытая его взглядом, пробормотала:
– Вы его держите? Он живой?..
Он выпрямился, держа за ножки маленького мокрого человечка, и показал его матери.
– Это мальчик, профессор?
– Мальчик, и крупный... Вы же сами предсказали, что будет мальчик, разве не так?
Он перерезал пуповину и передал ребенка мадам Лашер, и мать попросила ее:
– Постарайтесь сделать ему хорошенький пупок, а то у моей девочки такой некрасивый!
Наступил перерыв – ждали, когда выйдет плацента. Ждать пришлось недолго, после чего сразу приступили к туалету роженицы. Напряженность спала. Младенец на весах заливался первым криком.
