Талисман Шлимана | страница 41
Они в купальниках и шортах сидели на бревнах вокруг костра, предложив мне почетный пенек, обросший мхом.
– Александр Владимирович, попробуйте нашего шашлыка. Андрей специалист по шашлыкам, сегодня он в ударе.
– Как нас учила Анна Георгиевна, «Руси есть веселие пити».
Я не думаю, что князь Владимир, высказавший эту важную для нашей ментальности мысль, угощал свою дружину той адской смесью, что я так беспечно выпил. Впрочем, возможно, у его воинов голова была крепче моей.
– А я хочу курсовую писать у Анны Георгиевны.
Компания у них была самая разношерстная и разновозрастная. Я узнал студентов со второго курса, Светлану и Дмитрия, о которых мне рассказывала Аня. Но были тут люди и постарше. Один из них наш выпускник, высокий, худощавый Андрей, , разливал страшный напиток в пластиковые стаканчики. В их счастливом возрасте разница в годах была для него еще преимуществом.
– Интересно, что за курсовые работы вы пишете? Уж не о тех ли минойских жрицах, о которых вы тут мне рассказывали.
– И о них тоже, и вообще, женщины в крито-микенском мире играли гораздо большую роль, чем, например, в Египте или в Древней Греции. На фресках чаще изображались богини, жрицы, цветы и праздники, чем битвы, как потом у ахейцев. Так ведь, Александр Владимирович?
Посмотрев на Светлану, в ее чуть тревожные и светлые глаза, я улыбнулся:
– Да, действительно, так. Вы натолкнули меня на забавную мысль, Света. Может быть, феномен европейской культуры поэтому и начался с Крита. Ведь ни в Месопотамии, ни в Египте не было такого свободного проявления искусства, как там. Может быть, это потому, что женщинам меньше нужны каноны?
– И, вообще, любовь играла большую роль в истории, не то, что сейчас, – заметила черноволосая девушка Надя, сидевшая на пеньке рядом со Светланой. Андрей взглянул на нее.
– Как быстро все меняется. Нас заставляли изучать роль классовой борьбы в истории, а вот вас уже – -роль любви. Эта пресловутая история КПСС, сколько же времени мы на нее потратили. А вот многое из того, что интересно, не только не учили, но просто не издавали. – Он посмотрел на меня. Казалось, он чувствовал какую-то близость со мной, свою причастность к иной эпохе, он знал что-то недоступное нашим студентам, пусть и страшное, которого к счастью для него успел глотнуть лишь немного. Глеб как-то говорил мне, что чувствует себя старше своих лет, потому что побывал уже как бы в двух жизнях.
– Александр Владимирович, – Света смотрела на меня своими ясными глазами. – Я тоже вот что не понимаю. Ну нельзя было издавать, например, Бродского, но почему нельзя было написать о нем диплом, курсовую?
 
                        
                     
                        
                    