В подземелье старой башни, или Истории о Генриетте и дядюшке Титусе | страница 22
«Ой! Какое счастье, что я вовремя успела приземлиться!» — перепугалась Генриетта.
Она стала рядом с подружками, закинула голову и стала ждать возвращения дракона.
— Ну, совсем как человек, — рассказывала окружающим фрейлейн фон Заватски. — Страшно вращал глазищами, разинул огненную пасть, и на всех шести лапах у него сверкали медные копыта. Все тело в чешуе, а на спине огромное красное перо. Но самое ужасное — это его громоподобный голос.
— А что он сказал? — спросила Генриетта.
— Ничего, — ответила фрейлейн фон Заватски. — Он пролетел совершенно молча.
Они ждали и ждали, но дракон все не появлялся. У Генриетты с голоду засосало под ложечкой. Через час она вынула из пакета пончик и съела, чтобы немножко подкрепиться. А через три часа обнаружила, что уничтожила все десять пончиков.
— Хватит с меня, — сказала она, поднялась в воздух и полетела скорей домой.
— Вот тебе на, да это всего-навсего наша Генриетта, — сказали люди, посмеялись и разошлись по домам.
Но дядюшка Титус не очень-то приветливо встретил Генриетту.
— Я все знаю, — сказал он, — ты курила дикий виноград, не отрицай, я нашел окурок у тебя на подоконнике. В наказание ты останешься без пончиков.
— Ах, — сказала Генриетта, — ты еще не все знаешь. Пока я дожидалась дракона, я нечаянно съела все десять пончиков.
— Н-да, — махнув рукой, сказал дядюшка Титус. — Ворона и за море летала, да вороной и вернулась.
— Превосходная история, — сказал профессор Барбабьянка Пошке-младшему, — особенно начало. То, что вы изложили о диком винограде, просто замечательно. Вы удивительно точно описали это растение, ботаники называют его «Parthenocissus», и, как вам, несомненно, известно, оно принадлежит к семейству виноградных.
— Как? — изумился Пошка-младший. — Неужели это все, что вы вынесли из моей истории?
— Разумеется, — ответил профессор. — Я ученый. А ученый — это человек, который из тысячи фактов воспринимает лишь то, что касается его науки. Он знает все об одном предмете и ничего об остальных, и старится и умирает, так и не узнав достаточно о своем предмете.
— Никогда не стану ученой, — сказала Лени Шрадер, — я и без того вечно сажаю кляксы.
— Что правда, то правда, — подтвердила Мехтильда Аминь и, злорадно хихикая, поспешила рассказать историю
11
О ПОРОСЕНКЕ
Лени Шрадер сидела за одной партой с Генриеттой. Как-то на последнем уроке писали диктант, и Лени капнула на тетрадь чернилами. Получилась жирная клякса. Лени облизнула кончик пальца и попробовала стереть кляксу. Она терла и терла, но клякса становилась все больше, и кончилось тем, что Лени протерла в бумаге дыру, а палец перемазала в чернилах. Она вытерла палец о нижнюю юбку, но так как от волнения вспотела, заодно мазнула нижней юбкой по носу, и нос тоже стал синий.
