Сами Вурмиты верили своим давним малоубедительным источникам и считали себя избранным народом Тзаттогуы, единственного божества, которого они почитали. Тзаттогуа был земной стихией, состоявшей в непримиримой вражде с Рхан-Тегозом и его войсками, которые, в принципе, относились к стихии воздуха и презирались такими Древними Сущностями, как Тзаттогуа. Он не любил воздушной пустоты над миром и предпочитал ей мрак подземного логова. Такая же обоюдная и непримиримая вражда существовала между расами, которые были слугами Тзаттогуа (среди них Вурмиты выделялись особым усердием), и теми, кто поклонялся воплощению космической непристойности Рхан-Тегозу (к ним принадлежали нездоровые людоеды Гнофексы). Похищение свитка Марлока повергло бы Вурмитов в панику, и предчувствие ужаса, с каким они будут смотреть на эту пропажу, вызывало в Йехемоге приятную дрожь ожидания.
Свиток тысячелетиями хранился в святая святых Тзаттогуа, вложенный в сосуд из мамонтового бивня. Положение свитка символизировало триумф Вурмитов над врагом. Чтобы украсть пергамент, прежде чем покинуть грязные смрадные норы, где он провел невосполнимые века своей молодости, Йехемог должен был переступить порог святыни.
Для шамана, только окончившего период ученичества (столетие или два назад), нарушить святость запретного места являлось величайшим проступком. Одним присутствием Йехемог уже осквернял обитель. Этот акт поругания он совершил под холодным испытующим взглядом всемогущего Тзаттогуа. Самая древняя статуя бога, объект всеобщего почитания и поклонения, стояла в святилище, помещенная там навеки.
Сама по себе мысль о вторжении в священное место для презренной кражи со взломом в устрашающем присутствии божества, которому Йехемог когда-то поклонялся со столь чрезмерными усилиями, огорошивала. Однако, к счастью для внутренней ясности Йехемога, рвение, с каким он принял свой атеизм, значительно превосходило пыл его прежней религиозной преданности. Идолоборчество закалило его сердце до такого несокрушимого окоченения, что Йехемог разуверился теперь во всех земных и сверхъестественных сущностях больше, чем раньше в них верил. Объект поклонения – только кусок обработанного камня, думал он про себя, а архимятежник Йехемог не боится изделий из камня!
Однажды ночью вероломный шаман забрался в глубочайшую нору, где находилось сокровенное святилище, посвященное Тзаттогуа. Предварительно он навеял сон на евнухов, поставленных охранять святыню в неприкосновенности. Их тучные тела развалились на мозаичном полу перед блестящим пологом, скрывавшим внутренние пределы от случайного осквернения нечестивым глазом. Йехемог, крадучись, прошел мимо них на босых трехпалых ногах. За блестящей тканью его глазам открылась комната, лишенная украшений. Она была пуста, если не считать идола – жирного, непотребного, похожего на жабу божества. Привыкший к неотесанным идолам, вырезанным из ноздреватой лавы неумелыми руками своих соплеменников, шаман изумился мастерству, с каким неизвестный скульптор создал изваяние из твердого и хрупкого обсидана. Он восхищался непревзойденным искусством забытого художника, который снабдил приземистую жирную фигуру бога подобием волос и свел в его чертах признаки жабы, летучей мыши и ленивца. Громоздкое божество полуприкрыло сонные глаза, которые, казалось, светились холодной ленивой злобой; безгубый оскал рта вызвал у Йехемога мысль об улыбке, хотя она больше напоминала злорадную усмешку.
