Настя вскинула на меня свои большие серые глаза, в них не было улыбки. Сердце мое екнуло в ожидании отказа. Но отказа не было, был лишь её серьезный взгляд и голос, в котором был то ли вопрос, то ли сомнение?
– Знаешь, Паша, ты мне тогда как парень вполне приглянулся, с тобой разговаривать было легко и интересно. Ты вообще приятен и симпатичен, но… ты же меня совсем не знаешь. А я ведь уже побывала замужем и развестись успела, то есть жизненного опыта поднабралась… да и что я о тебе знаю? Что ты когда-то был морпехом? И это все? При моем-то опыте было бы безумием просто так, с бухты – барахты, опять выскочить замуж. Нет, голубчик, так нельзя. Я смотрю на тебя и не понимаю: ты действительно такой решительный или, прости, дурак?
Настя замолчала, тяжко вздохнула.
– Вот видишь, Паша, какую ты задачку задал себе, да и мне. Самое разумное, пожалуй, это обратить все случившееся в шутку. Я тоже хороша, нужно же было вспомнить ту твою нелепую фразу. Но я то и запомнила её как некий курьез. И мужу я рассказала, мы вместе посмеялись, а потом, через две недели разошлись. И я переехала в больничное общежитие, а потом далее – вернулась в Киев. Ну да, ладно! Пошли купаться!
Не получил я тогда от Насти ни «да», ни «нет». Но, накупавшись в волю, с видимым удовольствием договорились о свидании вечером. Там, на скамейке у кручи над Днепром она поведала мне о событиях своей жизни, благо их было не столь много.
В школьное время она, как это, в общем-то, и положено, получила, как дар божий, первую большую любовь. Однако была она тогда всего лишь в девятом классе, а парень был старше её на три, а то и на четыре года. Ни о женитьбе, ни о чувственной близости речь тогда и не вели, ибо парню предстояло отъехать служить в армию. Настя, конечно же, по своей молодости поклялась ждать его возвращения. И уже почти было дождалась, оставалось ему дослужить каких-то полгода, но…стало быть не судьба…
Настя заканчивала медицинское училище, когда в Киеве объявился известный музыкальный коллектив из Таллина. В то время Эстония представлялась всем как бы заграницей, и отношения к эстонцам в обществе было каким-то особенным, а уж ко всяким там певцам, музыкантам и прочим «культурным» личностям и того более.
В общем, приехал в составе руководства этого коллектива некто Карл Эйхман во всем его иностранном шике и блеске, встретил где-то и как-то Настю. Оба они вскружили друг другу головы и это головокружение кончилось тем, что пока ещё глупая и не опытная медицинская сестра, возомнившая себя достаточно взрослой и влюбленной до одури, прыгнула замуж за Карла и отбыла в далекий и ей совсем не известный Таллин. И, как она думала, прошла её любовь к стародавнему другу, который маялся где-то в армии. А так ли? Когда она рассказала мне с горькой ухмылкой об этих «шалостях», то я замечал в ее взгляде краткую, но определенную щемящую тоску по её первому другу, с которым у неё связь была прервана окончательно. Тоска эта была или сожаление, что вопреки данным клятвам нашкодила, вопрос этот для меня был тогда и долго оставался второстепенным.
