– В барже места много, рассчитана она на перевозку одной артиллерийской батареи с полным боевым комплектом и транспортными средствами. Так что вам, здесь у нас, неудобства не будет.
«Добро» на выход БДБ все-таки дали. В целом нас это обрадовало, хотелось побыстрее миновать этот транспортный период и прийти (язык как-то не поворачивается сказать) домой. Конечно, все это было волнительно, но… знать бы нам, что ждет нас вне порта.
А там, едва мы вышли за мол, ветер и вода с большой силой и грохотом стали бить по кораблю. Последний, будучи широким и как бы несколько плоскодонным, начал отчаянную болтанку – туда – сюда: то с борта на борт, то с носа на корму. Устоять на палубе нам было трудно, если не невозможно. Но мы, однако, в кают – компании не стоим, а сидим, кто на стульях, на креслах, а кто на диване. И всё как бы нормально, как на качелях. Сидим, но разговоры постепенно сошли на нет, как и ушло куда – то желание шутить. Молчим, а потом потихоньку стали вздыхать, а лицом бледнеть.
Чувствую, что желудок мой начал жить сам по себе, а тело – слабеть. Я стал дергаться в кресле, полагая, что движение может помочь. Ан нет, стало ещё хуже, особенно в желудке: там пошла какая-то мутота. Посмотрел вокруг на товарищей, но ничего особенного не заметил, только что-то они губы покусывают да облизывают, и глаза прячут. Понял, что им тоже не лучше, но крепятся. А самому уже хоть плачь: мутит во всю. Надо бы подняться и выйти в надстройку, но кажется, что сил нет. Да и больно не гостеприимно там, в надстройке. Через иллюминатор смотришь – душа замирает, как туда можно выйти? Однако и сидеть невмоготу, того и смотри вылетит из тебя нечто непотребное, для глаза оскорбительное. Сжался я в кресле в комок, зубы стиснул, что делать не знаю.
Хлопнула входная дверь и послышался голос главного старшины: – Ну-с, господа офицеры, чего приуныли да нахохлились? Ответной реакции не было, лишь кто-то позволил себе кисло улыбнуться. – Нет, ребята, так дело не пойдёт, надо, пожалуй, вас вытаскивать на прогулку. Мы зашевелились, но подниматься никто не стал. Тогда старшина подошел ко мне, наклонился и голосом, не терпящим возражений, заявил: – В общем, земляк, начнём с вас, а остальным предлагаю последовать примеру. Он взял меня под руку и настойчиво потянул вверх и на себя. Мне ничего не осталось как подчиниться. Подтащил он меня к выходу, осторожно помог переступить комингс (очень высокий порог) и столь же осторожно подтащил к борту. Обнял сзади, голову мою наклонил вниз и понукает:
