– Ну что же, молодой человек, коли так, – езжайте в Москву, вы свободны.
Долго потом я не мог понять, правильно ли я поступил? Но именно этот случай привел меня к выводу, что все в жизни, в общем-то, предопределено, что судьба есть у каждого человека. Ибо не было у меня оснований, да и желания оставлять военную службу, в которую я окунулся в возрасте десяти лет, и знал я, что в ближайшее время мне присвоят старшего лейтенанта, да и начальство относилось ко мне, если можно так сказать, ласково. Однако, зов судьбы оказался иным, было наверно в книге судеб мне предписано стать дипломатом, человеком той профессии, о которой я реально услышал только тогда, когда Костя написал в письме, что он поступил в МГИМО. Вот, а ведь он тоже – блестящий радиотехник – о дипломатии знал не больше моего, но… знать и там судьба! Одним словом, судьба сводила нас с Костей вместе и привела к тому печальному финалу, который описан в самом начале этого опуса.
Поскольку речь идет о судьбе, то к месту будет, пожалуй, сообщить о ещё об одном персонаже, который оказался также вовлечен во все события, хотя это, опять – таки, и не вытекало из логики жизни. За месяц до вышеописанных событий в связи с ликвидацией базы и моим увольнением в запас мы, наша батарея, находились где-то в центре Балтийского моря и на пути домой получили радиограмму: «БДБ № 28 зайти в Таллин, высадить лейтенанта Костина, которому явиться к дежурному штаба флота. Далее БДБ следовать в Порккала-Удд».
Мы – командир БДБ, командир моей батареи и я – долго ломали головы: вроде, не числилось ни грехов, ни подвигов, которые бы вели меня в штаб 8-го Балтийского флота.
В общем, высадили меня в Купеческой бухте таллиннского порта. БДБ, бодро чихнув своими старыми движками, пошла на чистые воды Финского залива. Опуская всякие, в том числе интересные, подробности, сообщу вкратце о причине моего необычного вызова. Месяца три – четыре до этого я представил рапорт с просьбой разрешить мне поступить на заочное отделение Военного института иностранных языков, на английское отделение. В это же время я отправил в «Артиллерийский журнал» статью о совершенствовании метода и способа артиллерийской стрельбы. Статья была опубликована и она попала на столы начальства вместе с моим рапортом об учебе. У него (у начальства) возник вопрос: что это там за умник такой отыскался? Как следствие, оно захотело на меня посмотреть, поскольку, так совпало, рассматривался вопрос о моем следующем чине. Все как бы сошлось в одной точке. Был и еще один серьезный фактор. Если мы на своей быстроходной десантной барже три недели болтались по морям и ничего не знали, то начальство знало, что морских пехотинцев пускают «под нож», а значит, офицеров распределят кого-куда. И кому-то пришла идея посмотреть на некого Костина, который не бражничает, не пьет немерянно (хотя бывало всякое), а о службе думает, и как будто человек творческий. В общем, со мной пообщались на уровне начальника политического отдела флота, поговорили о том о сем, но конкретных предложений не было. Мне потом по личным каналам сказали, что меня намеревались пригласить на работу в штаб флота, в общем бегать потом там на подхвате у этих или у тех. Но кадровая машина крутится медленно. Решение было принято, но… полк наш к тому времени был уже под Выборгом. Пока то, да сё, Павел Сергеевич, то есть – я, сказал, что едет домой, и уехал все-таки. Опять судьба. Задержись я на сутки – двое, поехал бы не в Москву, а в Таллин. И тогда, кстати, могла бы торжествовать естественная логика, об отсутствии которой я говорил выше.
