– Пашка, я пропал, я разбит, я убит…
Он падает лицом вниз на мою койку и закрывает лицо руками. В руке у него письмо. Я склоняюсь над ним и, понимая, что другу очень плохо, спрашиваю:
– Костя, что случилось?
Голос мой полон естественной тревоги и участия. Я тронул его за плечо. В ответ он протягивает мне письмо:
– Почитай, Пашка, сам, что я получил от своей крали…
Я аккуратно, с каким-то чувством страха, вытаскиваю письмо из пальцев друга. Разворачиваю и смущенно читаю, поскольку с детства приучен, что чужие письма читать, как и подслушивать, не прилично. Конечно, я при тех сметенных чувствах не мог запомнить точно содержание письма, но общая суть его была ясна. Стася просила прощения, обвиняла себя, что она такая и сякая и сообщила, что обстоятельства изменились, она полюбила другого. Её помолвка с Костей отменялась, она полна горя и слез, но обстоятельства оказались выше её, им она противиться не в силах. Вот и все: коротко и ясно.
Я был в крайней степени ошарашен. Всего этого я не мог ожидать никак! Ведь я про эту Стасю все знал и слышал, для меня, со слов друга, она стала просто кумиром, какой-то полубогиней. И действительно, представьте себе девушку в семнадцать лет, которая влюбилась в красивого моряка, а он от неё потерял голову, ждала его, избегала близких знакомств с мужчинами, писала трогательные письма, строила прекрасные планы, а оказалось, что строилось это все на песке. Осталось ждать всего – то три месяца и… какой пассаж!
Я вертел письмо в руках, абсолютно не зная, что можно было сказать. Костя лежал без движения и молчал. Потом он сказал, как выдохнул:
– Да…, жизнь в таком случае теряет смысл…
Мне было нечего сказать, хотя фраза эта была явно нелепа. Жизнь сама определяет свой смыл и он, смысл этот, не может сводиться только к любви к одной единственной женщине, которая уже не отвечает взаимностью, есть и другие важные составляющие человеческой жизни, да и женщины бывают разные и их красивая внешность не всегда совпадает с такими же душевными качествами. Даже мои сравнительно недолгие годы жизни подвели меня к выводу, что не нужно спорить с жизнью, сетовать на неё или на неё обижаться Тогда для меня жизнь ещё не была связана с присутствием в ней Бога, с верой в судьбу, Богом данную человеку, это пришло позже, после смерти Кости. Однако я и тогда и потом, до конца дней своих, понимал или чувствовал, что жизнь это мощная река, которая влечет тебя только по известному ей маршруту. Ты можешь пытаться плыть против течения, но сил твоих надолго не хватит. С таким же успехом ты можешь плыть поперек реки. Выдохнешься, но до берега не доберешься, ибо ты его даже не видишь, поскольку, голова, глаза твои на уровне воды, и где он берег этот – один Бог знает, так как он смотрит на всё сверху. В любом случае, уже тогда, будучи совсем молодым лейтенантом лет двадцати двух, я понял, что самое правильное – это плыть, даже не плыть, а отдаться течению. И оно принесет тебя в ту бухту, которая тебе судьбой предназначена. В данном случае, однако, моя философия мало что значила. Можно, наверное, было бы ухватиться за философию чужую. Я имею в виду хотя бы римского императора Марка Аврелия. У меня нет его цитаты, но я хорошо запомнил, запомнил на всю жизнь то главное, на чем настаивал император: не огорчайтесь относительно событий, которые от вас не зависят.
