Он имеет в виду кролика из рекламы «Энерджайзер».
– Я не знал, что и у бабушки так было, – мягко говорю я.
Он ковыляет к книжной полке, проводит пальцем по переплетам книг, потом вытаскивает толстенный том.
– Ей помогало чтение. Вот эта книга у нее была любимой.
Том с тяжелым стуком опускается на стол передо мной.
«Гамлет». Интересно.
– Ты же понимаешь, что они все померли? И король, и королева, и милый принц – в конце все померли.
Не самое лучшее чтиво для приятных сновидений – особенно в нашей семье.
– Я сказал, это был выбор твоей бабушки, не мой, – отрезает он и, шаркая, удаляется.
Листаю страницы и говорю сам с собой.
– «Всего превыше: верен будь себе…»[11] Легко сказать, Полоний.
Это ведь совсем не моя жизнь. Никогда ею не была. Титул, ответственность, брожения по коридорам огромного каменного чудовища, когда компанию мне составляет только звук собственных чертовых шагов… И если мне тут нужно таким вот образом «акклиматизироваться», этого не происходит.
Потому что Николас ошибается. Я – его «слепое пятно», так всегда было. Раньше я этим пользовался. Он добрый и желает добра мне… но он ошибается.
И мы все круто попали.
Тишина смыкается вокруг меня, и я начинаю нервничать. Тут как в чертовой гробнице. И слова звучат во мне чужим призрачным шепотом:
«Верен будь себе, Генри…»
Может, в том и проблема? И решение.
Резко встаю, начинаю ходить туда-сюда. Мне нужно подумать, а думаю я всегда лучше, когда двигаюсь. Еще лучше, правда, получается после хорошего секса, но если б да кабы да во рту росли бобы…
В общем, суть в чем – я ведь уже долго не чувствовал себя самим собой. Мне нужно вернуться к себе самому, хоть ненадолго. Снова вернуть ту чертовщинку, легкую безуминку.
А еще мне нужны женщины – может даже, целый десяток женщин.
Да, у меня дерьмово получается с политикой и с гольфом, дерьмово получается делать то, что мне говорят, зато мне всегда отлично удавалось развлекать других. Устраивать шоу. Делать людей счастливыми. Уж что-что умею отлично – так это делать из жизни вечеринку.
Разглядываю эту идею со всех сторон, мну, как пластилин, пока наконец она не начинает обретать форму. Я ведь обо всем этом не просил, но пора бы уже возглавить этот бардак. И раз уж мне суждено потерпеть сокрушительное поражение, то пусть я хотя бы сделаю это по-своему. Провалюсь – так с громким треском.
И с вечеринкой. Нескончаемая вечеринка на целый месяц, и двадцать прекрасных женщин, из кожи вон лезущих, чтобы мне понравиться.
