— Воды… — взмолился я.
— Стоим, — скомандовал начертатель. Конгерм замер. — Опускаем.
Меня положили на землю. В задницу неудобно воткнулся острый булыжник. Ормар снял с плеча сумку и, орывшись в ней, откупорил меж и поднёс к моему рту.
— Один глоток, больше пока не нужно.
Было сложно выполнить это условие, потому что жажла меня мучила ужасная. Но я сдержался. Ему виднее, чем всё это могло закончиться. Может и правда нельзя пить, если ранили в пузо.
— Далеко мы ушли? — спросил я, с удовольствием проглотив воду.
— Прошли развилку. Теперь нужно поднять тебя на холм. — Ормар склонился надо мной. — Как себя чувствуешь?
— Как подушка для иголок. Больно. Холодно.
Наставник кивнул.
— Кровь пока не идёт.
Конгерм хорошенько прибарахлился, обшарив трупы. Теперь я наконец–то смог рассмотреть нашего спасителя. Высокий, но чуть ниже Ормара. Худой, но крепкий. Возраст я определить не смог, но сказал бы, что около трёх десятков зим. Двигался и ходил он почти бесшумно, словно зверь. Но сильнее всего меня удивили его глаза. Жёлтые и круглые, почти как у орла. Да и сам Конгерм чем–то напоминал птицу — нос крючковатый, хохолок на стриженных рыже–каштановых волосах, гляза эти странные опять же… Везёт мне на спутников.
Конгерм достал с пояса топор.
— Этот принадлежал детине, которого ты убил. Выживешь — достанется тебе, Хинрик.
— Его добил ты, — тихо ответил я. Но наш спутник лишь пожал плечами.
— Подумаешь, просто пособил. Топор всё равно твой, парень. Ты заслужил. Захочешь — продашь.
— Как придёшь в себя, вырежь руну Гульг, — добавил Ормар. — Ты познал воинскую ярость. Теперь ты сможешь вызывать ее и зачаровывать оружие.
— Если выживу.
Я безвольно уронил голову на носилки.
— Всё, идём дальше, — сказал Ормар.
Меня подняли и понесли. Чувство было отвратительным: полная беспомощность в сочетании с болью и неуверенностью в следующем мгновении. Так сильно меня ещё никогда не ранили. Но я не боялся. Просто лежал, пялился на медленно проплывавшие перед моими глазами кроны деревьев и облака на фоне безмятежно–голубого неба и размышлял, как же смогу выполнить предназначение, если со дня на день помру. Где–то в глубине души сидела робкая надежда, что раз боги положили на меня глаз и дали цель, то они меня защитят. С другой стороны, наши саги знали много случаев, когда какой–нибудь прославленный муж выбирал себе цель, боги его благословляли, а потом… Ну, пышные были похороны, все скальды съехались. И всё.
По тому, как наклонились носилки, я понял, что мы шли в гору.
