В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939– 1945 | страница 29
И тут в проеме двери черного хода появляется один из расположившихся в доме на постой зенитчиков, нацепив на ноги шлепанцы и покуривая трубку. Причем его наспех одетая одежда никак не вписывается в окружающую обстановку. Некоторое время, не обращая ни на кого внимания, он стоит, зевая, словно хозяин, а потом усаживается за пианино.
Перед ним в мгновение ока вырастает кружка пива и рюмка с коньяком, а когда он с удивлением оборачивается, то замечает матросов, которые энергично машут ему руками, – его приглашают сыграть. И пианино начинает наигрывать нехитрую мелодию, родившихся этой зимой и ставших очень популярными песен: «Эрика»[14], «Это не может поколебать моряка»[15], «Там, на крыше мира, находится гнездо аиста», «Да, да, да, подари мне пенни» и других.
Посетителям сразу не удается хором подхватить песню, ведь настроение к этому не располагает. В самом начале подпевает только один женский голос, старательно выводя мелодию и строго придерживаясь текста, но немного запаздывая, словно в церкви. Тогда все взоры обращаются на угол дивана, где сидит девочка и, полностью уйдя в себя, поет с закрытыми глазами. После этого возникшая было неловкость сразу же исчезает, и задающие тон музыкант и девушка превращаются в своеобразных зрителей, а песни начинает исполнять все более крепнущий и заглушающий все остальное хор мужских голосов.
Часть вторая
Париж. 1941 год
(Сотрудник архивной комиссии министерства иностранных дел, претендующий на звание историка.)
Из одного письма:
«Здесь климат напоминает арктический. Я вижу столько примеров продолжающегося превращения людей в недочеловеков, такого эгоизма, от которого волосы встают дыбом. Я наблюдаю столь бесчувственное, кичливое высокомерие, что вынужден сам защищаться от попыток взломать мое сознание… Надо надеяться, что удастся увидеть такие времена, когда все это безмерное горе дойдет каким-то образом до сознания, языка и действий его авторов».
Март 1941 года
Оратор, произнесший торжественную речь в рейхе, назвал сегодняшний Париж обыкновенным европейским провинциальным городом и потребовал отныне не относиться к нему с благоговением.
С 23 часов парижанам запрещено выходить на улицу, и все, что передвигается в мертвой тишине улиц, относится к оккупационным силам. Время от времени проходят одиночные солдаты или их группы, к которым присоединяются гражданские лица с надвинутыми на лоб полями шляп.