– Напротив, думаю, больной – ради болезни.
– Как же иначе?
– И болезнь, однако ж, зло, а врачебное искусство – польза и добро.
– Да.
– Но тело-то, как тело, вероятно, не есть ни-добро-ни-зло.
– Так.
– Поэтому тело-то, ради болезни, принуждено бывает входить в связь и дружиться с врачебным искусством.
– Мне кажется.
– Стало быть, ни-добро-ни-зло бывает дружественно добру ради присущего зла.
– Выходит.
– Явно, однако ж, что прежде, чем оно становится существенно злом, от присущего ему зла; ибо, сделавшись злом-то, оно уже не желало бы добра и не дружилось бы с ним, так как зло, сказали мы, не может быть дружественным добру.
– Конечно, не может.
Сократ показывает, что смешение качеств (вроде здоровья или болезни) с сущностями приводит к тому, что мы понимаем и сущности как некоторые качества.
– Рассмотрите же, что я говорю: я говорю, что иное и само таково, каково ему присущее, иное – нет. Так, если бы кто хотел навести что-нибудь известною краской, вещи наводимой, вероятно, было бы присуще наводимое.
Иное – в философии после Сократа означает не только «одно из двух или нескольких», но противоположное «одному». Тогда рассуждение начинается с того, что мы определяем то, что не есть одно, как «иное», например, другого человека или человечество как иное по отношению к человеку, и затем уже смотрим, в каких отношениях мы можем говорить о тождестве человека и человечества (по родовым признакам) или человека и другого человека (по родовой принадлежности). Тем самым Сократ отучил мыслящих людей смешивать эмоциональное переживание качеств вещи с осознанием ее качеств как отличительных.
– Конечно.
– И вещь, на которую наводится, по цвету, не такова ли была бы, каково наводимое?
– Не понимаю, – сказал он.
– Да вот как, – продолжал я, – если бы кто золотистые твои волосы навел белильною краской, были ли бы они тогда или казались ли бы белыми?
– Казались бы, – отвечал он.
– Но хотя и была бы присуща им белизна…
– Да.
– Однако ж от этого они не более, вероятно, сделались бы белыми: напротив, по присущию белизны, были бы ни белы, ни черны.
– Правда.
– Когда же этот самый цвет наведен будет на них старостью; тогда они станут такими, как присущее, то есть по присущию белизны, – белыми.
– Как уже не стать?
– Так вот о чем я спрашиваю: то, чему нечто присуще, таково ли будет, имея это, каково присущее? Иди, когда это каким-нибудь образом присуще, – будет, а если нет, то нет?
– Скорее так, – сказал он.
– Следовательно, ни-добро-ни-зло иногда, только по причине присущего зла, еще не есть зло и становится злом, когда уже бывает таким.
