Мы перешли в гостиную, развели в камине огонь, и только он нам светил. Молли собралась на кухню за едой, но я схватил ее в охапку, закружил и зацеловал.
— Вот тебе и танцы, — сказал я. — Так еще и лучше, когда нет никакой толпы. А синяк этот тебя просто украшает.
— Сними галстук, — сказала она. — Он царапается.
— С удовольствием. Я от него задыхаюсь.
Я снял галстук, снял и суконный пиджак, а Молли до кухни так и не добралась.
— Давай танцевать, — сказал я. — Сами по себе. Ты спой что-нибудь.
Она положила голову мне на грудь и стала напевать какую-то песню. Я ее крепко обнял, и мы закружились по комнате. От огня в камине все вокруг раскачивалось и колебалось.
— Я путаю мелодии, — сказала она. — Давай лучше музыку будем воображать.
— У меня с воображением плохо, — сказал я, но танцевать мы продолжали. Танец получался страшно медленным. Ее волосы потрясающе пахли. Хотелось послать к черту танцы и целовать ее, целовать. Я остановился и приподнял ее лицо. Мы целовались долго-долго, мне казалось, что вот-вот наступит рассвет, но было темно по-прежнему.
— Я хочу того, что не получилось в тот день, — сказал я. — Я люблю тебя. Я вправду очень тебя люблю.
Она стояла, прижавшись ко мне и закрыв глаза. Она ничего не ответила, но когда я снова ее поцеловал, ее губы радостно мне ответили.
— Ну что, о'кей? Исправим это сегодня?
— Да. Я хочу этого, — сказала она. — Только не торопись. Давай ни о чем не думать.
Мы стояли, целовались, все крепче прижимаясь друг к другу, потом перебрались в ее комнату. Как только мы там очутились, я вышел в сени, чтобы закрыть на задвижку сетчатую дверь. Когда я вернулся, она плакала.
Она вцепилась в меня, а я ее крепко обнял.
— Ты где был? — спросила она. — Не смей бросать меня и уходить.
— Я только дверь закрыл, — сказал я.
Она вдруг рассвирепела, и я еле удержал ее, чтобы она мне не врезала.
— Никогда не оставляй меня, — твердила она. — Мне плевать, закрыта дверь или нет. Если покинешь меня еще раз, можешь катиться и не оглядываться.
И вдруг укусила меня. Всерьез укусила. Наверное, так разозлилась, так обиделась или что-то там еще. Я здорово удивился и чуть не уронил ее на пол. Но удержал, и держал до тех пор, пока она не успокоилась. Тогда мы снова обнялись и снова долго целовались. Покидать я ее вовсе не хотел, это я знал точно. А вот как снять сапоги, не переставая ее целовать, не знал.
— Молли, давай сядем. Новые сапоги сведут меня в могилу.
— Бедный Гид, — сказала она. — Садись на кровать, я тебе помогу.
