— Да брось ты, — сказал он. — Это тебе наука, чтоб с моей девушкой не путался.
Кровь моя надула те самые жилы, из которых она схлынула при виде ужа. Джонни стоял в десяти шагах, прислонясь к телеге, и ухмылялся.
— Никакая она не твоя девушка, — сказал я.
И наехал. Мы сцепились, и сперва я чуть не вышиб из него дух, но потом мои кулаки стали месить воздух. Похоже, что при падении я утратил меткость. Скоро мы оба выдохлись, но упорно дубасили друг друга, пока вдруг разом не остановились.
— Когда тебе хватит, скажи «лассо», — сказал я. — Не хочу, чтобы ты лежал в больнице.
— Лассо, жопа, — сказал он. — Ты подохнешь от потери крови, если мы не прекратим.
— Ни хрена, — сказал я. — Летом у меня всегда нос кровоточит.
— Все равно, давай кончать, — сказал он. — Выпей водички. Ты сдался.
— Нет.
— Тогда будем биться до упаду, — сказал он. — В жизни такого барана не видел.
Может быть, мы сражались бы до ночи, но тут подошел старший работник.
— Лихие парни, — сказал он. — Другой раз воюйте вилами, меньше крови будет.
— Начал этот, — сказал я.
— Догружайте телегу, — сказал он. — Если приспичит, еще раз подеретесь вечером.
Я утер кровь, Джонни вооружился вилами, и мы закончили погрузку. Он больше не швырялся ужами. Потом мы поехали на гумно. Джонни сидел рядом со мной.
— В задницу, — сказал он. — В задницу так уродоваться. Я не деревенщина, чтобы мной командовали толстозадые.
— А деньги где возьмешь? — спросил я.
— Я думал об этом, — сказал он. — Я, Гид, хочу податься в Панхендл. В наших краях простора для ковбоя нет. Хорошо, если как у тебя — свое ранчо, а нет, так просто купаешься в дерьме. На равнинах большие ранчо. Уж там-то нужны настоящие ковбои. Надоело здесь ошиваться и собачиться с папашей. Вот возьму и рвану.
— Хорошо бы двинуть с тобой, — сказал я. — Ишачить на отца — хуже, чем батрачить. Он мне каждый чих пытается разобъяснить.
— Ну, так едем, — сказал он, загораясь.
Ну, а я, конечно, знал, что отца не смогу оставить. Ему одному вся работа не под силу. Да еще этот долбаный госпиталь: меня не было дома целых два месяца. Я поставил телегу в тень гумна, и мы слезли.
— Пошли к корыту, — сказал я. — Смоем кровь.
Я подумал, раз он собирается в ковбои, отдам-ка я ему все-таки седло. Хоть он и козел.
— Ну, так что — поедешь со мной? — спросил он. Он нагнулся, сунул голову под воду и вынырнул, отряхиваясь, как мокрый пес.
— Вряд ли, — сказал я. — Здесь много работы.
— Работы или амуров?
— Ты полегче, полегче, — сказал я. — Сегодня я сыт тобой по горло.
