Я ожидал, что внутри башни будет пыльно, но ошибся. Деревянные ступеньки большей частью были целы, поэтому мы поднялись без труда до самого верха. Там нашим глазам предстал величественный механизм башенных часов. Немыслимое количество латунных шестерёнок — от крошечных, не больше дюйма, до гигантских, диаметром чуть ли не в пару футов — шевелились, постукивали и подёргивали друг друга. Мне пришлось по душе это достижение технической мысли, но на Холмса, судя по всему, эти часы произвели ещё большее впечатление. Некоторое время он смотрел на них, не отрываясь.
— Ватсон, это просто восхитительный механизм!
— Да, Холмс, мне тоже понравились эти большие часы.
С минуту Холмс смотрел на меня, не произнося ни слова, а потом сказал:
— Мне нужно будет серьезно поговорить с герцогом. Давайте поторопимся, друг мой.
Когда мы вышли из башни, Холмс закрыл скрипучую дверь и повесил замок на место. Короткий путь до усадьбы мы проделали быстро, то и дело обгоняя направляющихся туда же зрителей.
Перед усадьбой красовался огромный павильон, половина которого представляла собой любительскую театральную сцену. В другой половине располагались импровизированные бутафорская и гримёрная, где уже обосновались приехавшие из Лондона актёры. Перед сценой немногочисленные слуги под руководством дворецкого Экклтона расставляли стулья и сооружали длинные скамейки.
Мы подошли к дворецкому.
— Экклтон, мы хотели бы увидеться с его светлостью, — произнёс Холмс.
Дворецкий несколько раз перевел взгляд с Холмса на незаконченный зрительный зал, потом бросил одному из слуг: «Восемь рядов! Восемь рядов по двадцать мест!» — и повернулся к нам.
— Прошу вас, джентльмены.
Мы проследовали за ним в гостиную-музей.
— Я позову его светлость, — сказал дворецкий и удалился.
Несмотря на то, что мы были в этой гостиной вчера, она производила не меньшее впечатление. Я прошелся вдоль стен с картинами и доспехами.
— Вы помните, Холмс, — сказал я, обойдя зал, — как герцог рассказал нам о своей ревности?
Холмс молча смотрел на меня, немного приподняв брови.
— Может статься, — продолжил я, не дожидаясь ответа на этот риторический вопрос, — что для ревности есть повод. Посмотрите — на столике под портретом герцогини лежит букетик цветов.
Холмс подошёл к столику, взял букет и повертел его в руках. Потом Холмс положил букет и быстро направился к выходу.
— Идёмте, Ватсон! Мне нужно кое-что проверить.
— Но спектакль вот-вот начнётся…
— Это важнее, — не останавливаясь, ответил Холмс, и я последовал за ним.
