* * *
В апреле 1979 года Израиль потрясло исключительное по дерзости ограбление банка в Рамат-Авиве. Бандиты в масках ворвались в банк, стреляя из автоматов. Уходя с добычей, они приняли бой с полицией.
Герцль швырнул две ручные гранаты. Чудом обошлось без жертв.
Герцля и Ури взяли на следующий день. Денег, около двух миллионов лир, не нашли, и Герцль надеялся выпутаться. Но Ури выступил государственным свидетелем и утопил его.
Авитан получил пятнадцать лет. Когда судья огласил приговор, Ури улыбнулся все той же мертвой равнодушной улыбкой.
— Ты — покойник, — бросил ему Авитан.
Ури Вольфу сделали пластическую операцию. Выдали новый паспорт. И он исчез, по-своему реализовав смертный приговор, вынесенный ему преступным миром…
О банде Авитана долго еще трубила пресса. Это журналисты первыми начали называть Герцля «королем».
Орит, «верная маруха», «разбойница», купалась в лучах славы своего возлюбленного и с упоением играла роль, отведенную ей в спектакле его жизни. Каждый день писала Герцлю по нескольку писем. Каждый день говорила с ним по телефону. И с пафосом твердила, что «лишь смерть разорвет соединяющие их узы».
Но Орит меньше всего похожа на Пенелопу. Ночи она проводила в разгульных компаниях, и если не изменяла Герцлю, то лишь потому, что не находилось смельчака, готового посягнуть на подругу короля.
* * *
А у короля в тюрьме были свои заботы. В начале все шло хорошо. Герцль требовал «уважения» и получал его: отдельную камеру с телевизором, видео и неограниченное право на телефонные разговоры. Разрешалось ему и общение с другими заключенными, «подданными» короля. Герцль выделялся даром магического воздействия на окружающих, присущим людям, рожденным повелевать. И охотно этим даром пользовался.
А потом произошло столкновение с новым начальником тюрьмы, Рони Ницаном, кадровым офицером, возглавившим тюремную администрацию. Должность свою он занял по призванию. Как герой песни Высоцкого: «И вот он прямо с корабля пришел давать стране угля, а вот сегодня наломал, как видно, дров».
Ницан не был ни криминологом, ни педагогом, но решил реформировать пенитенциарную систему во вверенном ему учреждении. Подобно бабелевскому приставу, он считал, что где царит Закон, там нет и не может быть короля.
И Ницан наложил на главарей преступного мира тяжкую руку.
— Я их сломаю, — говорил он, — превращу в мягкий воск, а затем вылеплю, что мне будет угодно.
Кое с кем получилось. Но не с Авитаном. Герцль, утративший все привилегии, ожесточился. Даже на прогулки не выходил. Вместе с одиночеством пришли черные мысли и нарастающая ярость…
