Не прижился в армии и Герцль. Угнал и разбил военный грузовик. Списали и его.
Друзьям было по двадцать, когда они пошли на первое крупное дело. Ограбили киоск спортлото в Неве-Шарете.
Ури отсидел пять лет. Герцль — четыре года. На одном из допросов Герцля ждал сюрприз. Следователь сказал с нехорошей улыбкой:
— Ты вот своего дружка выгораживаешь, а он вызвался быть государственным свидетелем. Хотел тебя утопить, лишь бы не сесть самому. Но нам это не нужно. Оба сядете.
— Покажи протокол, — тихо попросил Герцль. Следователь пожал плечами и протянул папку. Сомнений быть не могло. Ури предал.
«Я никому об этом не рассказывал, — вспоминает Герцль. — Если бы в нашем мире узнали, что Ури хотел стать государственным свидетелем, его бы замочили. Все-таки он был моим лучшим товарищем. Я решил закрыть этот счет по-своему».
Ури познакомился с Орит, получив благодаря отцовскому влиянию короткий отпуск. Элегантный вор с легкостью покорил сердце пятнадцатилетней девочки. Потом Ури вернулся в свою камеру, а Орит ежедневно писала ему по три письма.
Когда Герцль освободился, Ури оставалось сидеть еще 10 месяцев. Вначале планы Герцля не шли дальше того, чтобы переспать с подругой товарища и тем самым отомстить ему. Орит он не видел лет пять и смутно помнил ее маленькой девочкой.
Герцлю понадобилось все его обаяние, чтобы занять место Ури в ее сердце. И в первую же их ночь Орит под диктовку Герцля написала Ури письмо о том, что произошло.
В холодном бешенстве Ури рвал в камере ее письма. Их к тому времени было уже около тысячи.
Освободившись, Ури прикатил в Неве-Шарет на подаренной отцом новенькой субару. Увидев Орит с подругой, остановил машину и пошел навстречу. Орит побледнела, но не свернула с дороги.
— Ну, — произнес Ури, — может, расскажешь, как ты меня ждала?
— Я люблю другого, — в живом глазу Орит не было страха, и это взбесило Ури. Он ударил ее в лицо. И еще раз. И еще. Стеклянный глаз выпал. Хлынула кровь. Подруга бросилась искать Герцля.
— Ури убивает ее. Скорей! — прорыдала она. Когда Герцль подоспел, Ури уже не было. Орит сидела и плакала, зажав глаз в кулаке.
В Цахале Герцль вызвал бывшего друга на улицу.
— Она принадлежит мне, — сказал он, — и с этим ничего уж не поделаешь. Давай кончим наше дело сейчас. Я знаю, у тебя нож. У меня нет ножа, но я готов.
Ури молчал. Потом на его губах появилась мертвая равнодушная улыбка.
— Ладно, — проговорил он нехотя, — не стоит она того, чтобы мы перегрызли друг другу глотки. Баб, что ли, мало?
