* * *
Нелегко перейти на тюремный режим человеку, привыкшему обедать чуть ли не каждый день со звездами и премьер-министрами.
В первые недели неволи Калманович корчился в тюремной койке. Потом полегчало… В конце концов, он ведь вырос не в роскоши, а в коммунальной квартире в Вильнюсе. И не всегда видел над собой небо в алмазах.
Финансовую империю пришлось свернуть, но и то, что осталось, продолжало приносить доход. Бывший «звездный мальчик» сохранил толику столь щедро сыпавшихся на него когда-то алмазных звезд.
Постигая азы тюремной жизни, Калманович усвоил простую истину: ему будет хорошо, если будет хорошо тем, кто его окружает.
Известно, что шпионам и предателям нелегко живется в израильских тюрьмах. Их одинаково ненавидят и тюремщики, и отбывающие наказание за конфликт с законом деклассированные элементы. Калмановичу удалось преодолеть это предубеждение.
Заграничные сигареты, мелкие послабления и вообще все, что можно приобрести за деньги в закрытого типа заведениях обеспечивал Калманович своим товарищам по несчастью. Разумеется, надзиратели при этом не оставались в накладе. Постепенно Калманович приобрел льготы, о которых другие заключенные не смеют и мечтать. Отпуска на волю, передачи, частые свидания — все то, что так скрашивает монотонность тюремной жизни.
И все же тюрьма, как известно, не пикник. Калманович все чаще страдал от черной меланхолии, от вынужденного безделья, от тоски по утраченной сладкой жизни.
Суперэго — тончайшая духовная субстанция, являющаяся двигателем и регулятором всей нравственной системы, определяющей поведение человека, — так и осталась у Калмановича в зачаточном состоянии. Лишенный главного стержня, на котором держится душа, не мог он найти опору в самом себе, как это свойственно натурам незаурядным, не мог заняться осмыслением жизни, самообразованием, творческим трудом.
И он затосковал…
Жена Таня оставила его. Единственная дочь не навещала отца, потому что тюремная обстановка угнетающе действовала на ее психику. Калманович целыми днями метался по камере, выкуривал по три пачки сигарет в день и мечтал об освобождении. Резко ухудшилось здоровье. Он почти перестал двигаться из-за варикозного воспаления вен на ногах, стал слепнуть. Теперь он целыми сутками пластом лежал на койке и рассматривал потолок. Жил на таблетках.
«Я не могу больше, — говорил он своим адвокатам. — Я боюсь умереть в тюрьме. Вытащите меня отсюда».
В начале 1991 года адвокаты добились перевода Калмановича в закрытое спецотделение больницы «Ихилов» в Тель-Авиве. Постепенно узник оправился и зажил чуть ли не с прежним размахом. Отдельная светлая палата, удобная кровать, визиты без ограничений. У Калмановича появилась постоянная подруга, длинноногая красавица Таня Семенова. Сквозь окружавшую Калмановича алмазную дымку разница в возрасте не казалась ей столь уж существенной. Сам заместитель начальника тюрьмы предоставил Шабтаю и Тане свой кабинет, чтобы ничто не мешало их интимной близости.
