Я растерялся. Этот чертов полковник, ставший по идейным соображениям советским шпионом, был приговорен американским судом к тридцати годам заключения.
Я несколько раз посылал Калмановича к Фогелю. Шабтай предлагал этому упрямцу деньги и многое другое, но тот с маниакальным упорством заладил: „Мы хотим Томпсона“. И хоть плачь. Делать было нечего.
Я послал Калмановича в Вашингтон. Он не выходил из Пентагона и ФБР. Умолял и заклинал. Но, что называется, нашла коса на камень. Американцы и слышать не хотели об освобождении Томпсона. „Если мы отпустим этого мерзавца, — говорили они, — то число советских шпионов в нашей стране резко возрастет…“
Отчаявшись, я велел Калмановичу возвращаться, но он все медлил, на что-то надеясь. И вдруг все изменилось.
В Израиль прибыли супруги Аллен — миллионеры, пользовавшиеся в Вашингтоне большим влиянием. Их единственный сын, восторженный идеалист, организовавший нелегальную эмиграцию из Восточного Берлина в Западный, оказался в восточно-германской тюрьме. Супруги просто не знали, что делать, и обратились ко мне. И тут меня озарило. Да ведь это шанс на успех!
И я сказал безутешным родителям, что их сына можно было бы обменять на Томпсона, если бы в Вашингтоне не поклялись сгноить его в тюрьме.
„Они отпустят этого сукина сына“, — угрожающе произнес отец и поспешил к телефону. А я позвонил Фогелю.
И все пошло как по маслу. Тройная сделка состоялась, и Калманович сыграл в этом деле весьма благородную роль… И с Виктором Луи Калмановича познакомил тоже я. Ну, стал бы он якшаться с Луи, если бы был советским шпионом?»
Из наивно-хвастливых откровений Флатто-Шарона вполне ясно, с какой ловкостью использовал его Калманович. Что же касается Виктора Луи, то все знали, что он советский агент влияния. И тем не менее, все с ним встречались, начиная с американских сенаторов и кончая английской королевой. Калманович не выделялся в сонме столь достойных людей…
* * *
Настало время, когда Калманович почувствовал, что взял от своего босса все, что мог. К тому же, дела у Флатто шли все хуже. Французская полиция упорно добивалась через Интерпол его выдачи. Рой кредиторов кружил, как Эринии, над головой бывшего баловня фортуны. Уже была продана с молотка принадлежавшая Флатто коллекция французских импрессионистов. Теперь связи с этим французским авантюристом еврейского происхождения лишь компрометировали, и Калманович без сожаления их разорвал, занявшись поисками такого поля деятельности, где могли бы развернуться его способности. Все чаще он подумывал об Африке. Для людей предприимчивых и энергичных разве не является Черный континент сказочным Эльдорадо?
