— Не существует религиозных истин. Есть только религиозное утешение, — усмехнулся Авиатар. — Этот Гойер не буддист и не мусульманин. И уж конечно не иудей. На все религии он смотрит хищным оценивающим взглядом, но как бы со стороны. Так из ложи взирают на сцену, где идет спектакль. Только мне почему-то кажется, что ложа, в которой сидел твой Гойер, была не театральной, а масонской. Если ты им так интересуешься, то займись историей масонства.
Я тогда не придал значения его словам. Лишь потом выяснилось, насколько он был прав.
Перед самой демобилизацией Авиатар был серьезно ранен — по собственной вине, из-за неуемной своей любознательности. В египетском бункере под Исмаилией обнаружили мы несколько ящиков со странными китайскими гранатами. Они были желтого цвета, продолговатые, с кольцом, как у обычных лимонок, и с черным иероглифом, похожим на букву «шин». Авиатар прихватил одну из этих штуковин, чтобы проверить ее эффективность.
Он все сделал правильно. Ушел далеко в барханы, привязал веревку к кольцу и взорвал эту хреновину из надежного, как ему казалось, укрытия. Но это была шрапнельная граната. Она подпрыгнула на уровень человеческого роста и лишь тогда взорвалась, увеличив радиус поражения. Два осколка вошли Авиатару в спину, один из них застрял в легком.
Война для него закончилась, но дома я оказался раньше, чем он, и еще успел навестить его в беэр-шевском госпитале.
Мы и потом встречались, но все реже и реже и, наконец, совсем потеряли друг друга из вида. У каждого была своя жизнь.
Прошло 17 лет. Однажды я допоздна засиделся у своих друзей в Хулоне и, возвращаясь в Иерусалим, ошибся дорогой. Бесконечно долго мчался по какой-то автостраде, пока не понял, что несет меня куда-то не туда. Пришлось разворачиваться и ехать обратно.
Сзади замигала мотоциклетная фара, приказывая остановиться. Я съехал на обочину. Подлетел мотоцикл. Полицейский в шлеме и черных крагах протянул руку:
— Ваши права, документы, — в его голосе слышалась еле сдерживаемая ярость. — Здесь вообще нельзя разворачиваться, а вы к тому же сделали это у самого поворота. А если бы появилась встречная машина?
— Виноват, господин полицейский, — сказал я голосом законопослушного гражданина, сокрушенного своей виной.
Неумолимый, как сама Немезида, он стал выписывать штраф. Раскрыл мое удостоверение личности, и вдруг его лицо расплылось в улыбке:
— Фромер? Владимир? — спросил он с веселым изумлением. — Вы, конечно, помните Авиатара Нура? Я — Арик, его сын. Отец столько о вас рассказывал…
