Что-то блеснуло наверху, как монета на влажном асфальте. Я поднял голову, увидел в окне, озаренном мерцающим светом, силуэт то ли женщины, то ли ангела.
Заскрипели открывающиеся ворота… — и я проснулся.
Сон исчез, оставив чувство такой достижимой и такой ускользающей вечности.
Прошло немало времени, прежде чем испытал я нечто подобное уже не во сне, а наяву, читая книгу Гойера «Семилепестковый лотос».
Об этом и пойдет речь.
* * *
В сентябре 1973 года, приехав в Тель-Авив по каким-то своим делам, я выкроил время, чтобы заглянуть в книжный магазин Лепака на улице Алленби. Был не особенно жаркий, обычный для этого времени года день с низким белесым небом. Я долго шел по бесконечно длинной улице с некрасивыми старыми домами, названной в честь некоего лорда-фельдмаршала, всю жизнь относившегося к евреям с брезгливой неприязнью и призывавшего свое правительство проводить в освобожденной им от турецкого владычества Палестине проарабскую политику. Как хотите, а есть все же что-то странное в народе, чтящем память своих недоброжелателей.
Магазин Лепака находился в глубине облицованного камнем дворика и был похож на кубрик большого корабля. Книги здесь были повсюду. На стеллажах места не хватало, и они возвышались на полу античными колоннами, готовыми рухнуть от любого неосторожного прикосновения. Магазин этот принадлежал левой организации и получал книжные новинки прямо из Москвы даже после Шестидневной войны.
А еще был в магазине букинистический отдел, пользовавшийся моим особым вниманием. Здесь я приобрел несколько редких книг, владельцы которых после долгих скитаний обрели последнее убежище на Земле обетованной, где и завершили свое земное существование. Ненужный родственникам книжный хлам, остававшийся после них, попадал обычно к Лепаку.
Хозяином магазина был пожилой еврей с усталым лицом и тонкими губами, придающими лицу ироничное выражение. Однажды, когда я покупал у него книгу Азимова «Вселенная», мы разговорились. Он спросил, интересуюсь ли я проблемой разумной жизни в мироздании.
Я ответил, что, разумеется, интересуюсь. Ведь не может же быть, чтобы столь ущербное существо, как человек, оказалось единственным носителем разума в космическом неразборье. Контакта же с «братьями по разуму» до сих пор нет. Потому, наверно, что мы к этому еще не готовы.
Лепак пожал плечами и сказал, что все это вздор и что никакого контакта быть не может. На мой вопрос, откуда такая уверенность, он разъяснил, глядя на меня, невежду, чуть ли не с жалостью, что бесконечное число звезд существует лишь для того, чтобы испытать все возможные формы жизни. Их тоже бесконечное множество, и все — разные. Значит, подобных нам мыслящих существ нет и не может быть нигде во Вселенной. В этом смысле мы одиноки.
