Пан протянул ей хлеба, и она жадно накинулась на него.
– В городе, – отвечал Пан. – Все воротились к своим трудам.
Мирелла вышла на порог.
И правда, всё в Гамельне суетилось и шумело, будто град и не знал никакой напасти. Улицы кишели людом. Все перекликались, справляясь, кто жив, а кто помер. Шел жестокий торг: у кого еще осталась хоть чуточка сушеного мяса, продавал его по огромной цене, радуясь возможности нажиться на богатее-толстосуме, что после стольких недель лишений исходил слюной при виде всякого куска.
Мирелла задрожала. Город вовсе не спасен. Мор всё еще бродит по нему. И сие оживление вряд ли придется ему по душе.
Она сощурилась, ища взглядом синие всполохи. Но не увидала ни единого. Зато нечто иное привлекло ее внимание на пороге сарая. Она опустилась на корточки. Перед ней лежала огромная роза. Лепестки ее были черны, с синеватым отливом. Мирелла осторожно взяла ее. Но едва она тронула цветок, как лепестки рассыпались во прах. Миазмы закружились в вечернем воздухе как споры. Их облако поднялось и обрело форму. В нем обрисовалась картинка: Мирелла признала городские врата и солнце, садящееся за куртиной.
Мор назначал ей свидание на закате, у ворот Гамельна.
Мирелла села наземь. Грядущая встреча рождала в ней беспокойство. И всё же в глубине души она была ей рада. Всё в ней дрожало от желания вновь увидеть странного демона, от предчувствия опасной и вожделенной схватки.
До того погрузилась она в сии размышления, что и не заметила, как подошел Гастен. Юноша склонился к ней.
Проснувшись, он обнаружил город в возбужденном оживлении. Любопытствуя о причинах, он вышел из трактира. И вот всюду, куда бы он ни шел, его чествовали как героя. Доро́гой Гастен сложил вместе куски мозаики и успел размыслить, что делать дальше.
Чертовка имела способности, превосходящие его понимание. В то же время это была беднячка без гроша за душой. Простодушная, ничего не знающая о мире. И притом одинокая. Гастен потирал руки. Он нашел редкий алмаз.
Невдалеке бродил еще один желатель урвать свой кусок. Бедвик ходил вокруг сарая в горячечном бреду, мучимый видением Миреллы в наряде чужака, с волшебною флейтою. Силы покидали водоноса. Удушливый жар жег его нутро и путал мысли.
Гастен заговорил с Миреллой решительно и откровенно:
– Доброго дня, сударыня, – начал он. – Благодаря вам меня славит весь Гамельн. И такого случая упускать нельзя. Заключим союз.
Бедвик навострил уши в своем укрытии.
