Чужак умолк. Старания его были тщетны. Затворенные ставни глядели безучастно. Ничто не являло признаков жизни. Лишь одна юница, до того робкая, что он и не приметил ее поначалу, стояла и взирала на него. Тело ее пряталось под лохмотьями, а лицо – под пеленой недоверия. Голову она чуть втянула в плечи и напряглась всем телом – чуть что, готовая ринуться прочь. Юница напомнила ему пугливого зверька.
Нимало не смутившись столь холодным приемом, чужак возобновил свои свистозвоны.
– Внимайте, жители Гамельна! Я могу помочь вам!
Шумом своим он пробудил любопытство жильцов кое-каких окрестных домов. Им хотелось взглянуть на лицо чужака, и они с любопытством высовывались из самых верхних оконцев, но тут же молча юркали назад.
Под конец в верхнем окне роскошных чертогов показался шелом. То был бургомистр: глаза его потускнели, губа отвисла.
Завидев его, чужак объявил:
– Милостивый господин, вы – властитель сего града, как вижу я по ясному лику вашему.
Бургомистр, польщенный, подался чуть вперед.
– И, верно, вы человек большой мудрости, – прибавил юноша, – ибо облачились в доспех, защитив себя от укусов. Это крысы разносят Зло по вашему славному граду. Но я, ваш покорный слуга, ежели дозволите, очищу Гамельн от сей скорбной напасти.
На это у бургомистра был лишь один вопрос, вместимый в одно слово:
– Сколько?
Мирелла приблизилась.
– Сто тысяч флоринов, ни больше ни меньше, – ответствовал чужак.
Мирелла, не сдержавшись, удивленно вскрикнула. Бургомистр чуть не сверзился из окна. Он ухватился за створки и захлопнул их с сердцем. Мирелла пожалела, что не окликнула его вовремя, чтобы испросить еды. Теперь придется выкручиваться самой, тоже воровать.
Она оборотилась к чужаку, который, очевидно, вконец потерял разум, коли запрашивает такую небывалую награду.
Чужак, будто прочтя Миреллины думы, пояснил:
– Во всяком деле, сударыня, нужно уметь ждать. Вскоре вы в том убедитесь.
И он решительно уселся на край помоста, как бы готовясь к долгому ожиданию. От обращения «сударыня» Мирелла покраснела. Слово сие жгло ей щеки. Столь нелепо звучало оно при ее никчемном виде, что сомнений быть не могло: чужак сказал его в насмешку. Она отступила в тень дома. Но любопытство удержало ее на площади.
Время шло. Чужак ждал, а Мирелла наблюдала за ним. Первым делом он вычистил лоскутом флейту изнутри. Мирелла надеялась, что он сыграет еще, чтобы занять время. В мертвом, безмолвном городе добрый наигрыш ободрил бы и поднял их дух. Но, кончив холить флейту, чужак убрал ее в дорожный мешок.
