Время жестоких снов | страница 32
Следующие дни будут предсказуемы, словно дни запертого в монастыре монаха. Наперед знакомые действия и слова – все эти страшные слова, которые следует произнести. Один-единственный раз, еще не понимая угрозы, я имел шанс что-то изменить, но и тогда, да простит меня Господь, моя подлая натура взяла верх. Я сумел лишь написать анонимное письмо, которое все равно никого не спасло, а Марию я подвел дважды: когда жил еще как простой человек – и когда впервые вернулся в прошлое с искренним намерением исправить причиненное зло. Теперь, уже зная все, я боюсь любого отступления от навязанной мне силой предназначения роли. Сколько раз я хотел оборвать эти мучения, невзирая на масштабы трагедии, какую это вызовет! Но всегда случалось что-то, что позволяло мне вытерпеть следующий час: девочки, обнимающие друг друга в углу мерзкого кабака, красота чайницы Стаси, которая ежедневно в полдень идет по нашему залу, толкая перед собой тележку с пыхтящим самоваром, или же, наконец, та забота, с которой старый Михалик расспрашивает о здоровье жен и детей всех своих клиентов.
Поэтому я жду дня, когда окажусь на краковских пустырях и побегу в сторону пылающей «Королевы Ядвиги», жду, пока меня толкнет – казалось бы случайно – Костшевский, такой же несчастный узник времени, как и я. Отягощают ли убийства и его совесть? Я никогда не буду в этом уверен, но полагаю, что да, поскольку как бы мы могли жить на этом свете иначе? И как долго мы еще выдержим? Но даже если и выдержим, раньше или позже возраст возьмет свое, и в какой-то момент уже наши морщины и поседевшие волосы поколеблют чаши весов.
Поэтому я жду конца мира и снова слышу, как Костшевский произносит свои четыре ужасных слова:
– Ошибка. Мышеград был уничтожен.
Перевод Сергея Легезы
Алексей Караваев. Случай со страусами
Было хорошо.
Циклопическая сковорода с яичницей напоминала озеро, окруженное лесом бутылок и скалами банок. Парила тарелка с картошкой, колбаса художественно возлежала плитами, лучок зеленел в самых неожиданных частях стола, и совершенно безумно смотрелась у сковороды открытая двухлитровая банка варенья с торчащей ложкой.
Андрюха воздел стакан и провозгласил:
– Накатим же губастого!
Славка влил в себя очередную порцию адовой местной настойки – «экстракт яичников летучей мыши», как отрекомендовал ее начитанный Андрюха, – содрогнулся и заглотил картофелину с перышком лука.
Все было очень хорошо.
Уже впадая в философически-теплый алкогольный транс, Славка неожиданно подумал о затейливости жизненных путей. С Андреем он познакомился миллион лет назад, на университетской абитуре. Тот поступал на физфак – там был самый низкий проходной балл, и Андрей питал надежды, а Славка шел на биолого-почвенный. Андрей сдал на тройки, Славка на пятерки, и оба поступили.