Темно-желтые глаза уставились в мои со странной настойчивостью. Будто что-то увидеть там хотели. Зря. Я ведь тоже откровенничать не люблю, и в душу абы кого не пускаю.
Я молча кивнула. Объяснять свои поступки не хотелось. Какая Сэму разница, где я работаю?
– Правильно, – сказал, как отрезал, Чадов. – Нечего на всяких чужаков работать.
Он отвернулся и презрительно сплюнул. Что ж, Сэм не меняется. Терпеть не может чужаков, и помощь Стаса этой нелюбви не изменила. Скорее, наоборот. Пусть Брягинцев и помог, но ведь это начбез прокололся – и пару альфы из-под наблюдения выпустил, и в ситуации до конца не разобрался… Кому приятно осознавать, что косякнул?
– Нечего, – согласилась с начбезом, а в душе снова всколыхнулась тревога.
И чего ей неймется, душе этой? Понять бы еще, что не так?
– Никита дома? – исподлобья глянул Сэм.
Я кивнула.
Чадов оперся о калитку, продолжая буравить меня напряженным взглядом. По спине пробежали мурашки.
Рядом с Сэмом было неуютно. Он напоминал бетонную стену – такой же холодный и непрошибаемый. Стоял и смотрел молча, и в этом молчании мне чудилось неодобрение. Вечное и нескончаемое неодобрение. То самое, что преследовало меня все последние семь лет.
– Спасибо, что проводил, – покосилась в настороженные желтые глаза и отступила на шаг, собираясь войти во двор.
– Инга!
Я оглянулась. Чадов навис надо мной темной глыбой, глядя тяжело, пристально, даже опасно.
– У вас с этим пришлым всерьез? – резко спросил он.
– А тебе-то что?
Я вскинула голову, неосознанно пытаясь хоть что-то противопоставить мужской силе.
– Не пара он тебе, – зло рыкнул Чадов. – Наиграется и бросит, как все твои хахали.
Хахали? Мне захотелось врезать кулаком прямо в нависшее надо мной лицо, но я сдержалась.
– Спокойной ночи, Сэм, – бросила начбезу и пошла к дому, борясь с подступающими слезами.
«Волчицы не плачут, – повторяла на ходу старую мантру. – Никогда и ни перед кем!»
* * *
Из комнаты Никитки доносились звуки стрельбы. Опять сынка сражается со своими монстрами.
Я не стала включать свет. Прошла к кухонному окну, уселась на подоконник и обняла руками колени. Тревога не отступала. Ныла и ныла внутри, как больной зуб. Понять бы, откуда она взялась? Вроде, все закончилось, Ника дома, Егор тоже, и даже Стас вернулся целым и невредимым… Странно. При мысли о Брягинцеве сердце больно кольнуло. Что за чертовщина?
Рука сама потянулась к телефону. Я набрала номер и долго вслушивалась в длинные гудки. Не отвечает. Не слышит? Или не хочет разговаривать? А может, он сейчас с кем-то другим? Видела я, как Танька на него смотрела, да и другие заглядывались, когда узнали, что Стас – потомок Брагина и волк. Верка Орская перед ним чуть ли не стелилась, а подружка ее, Демидова, так глазами поедала, что мне их выцарапать хотелось.
