— Вам что-нибудь пришло в голову?
— Вроде кое-что вырисовывается. Пока очень неясно, поэтому ничего вам не скажу, однако на развитие событий надеюсь.
— Убийство из ревности?
— Не думаю.
— Ограбление?
— Пока не знаю, — отрезал Мегрэ, ненавидевший подобную классификацию.
События не заставили себя долго ждать. Через полчаса зазвонил телефон. Это был заведующий отделом информации одной из вечерних газет.
— Комиссар Мегрэ?.. Говорит Жан Роллан. Я вас не отвлекаю? Не пугайтесь, никаких сведений я у вас не прошу, хотя если что-нибудь есть, выслушаю с удовольствием.
Отношения с редактором этой газеты у Мегрэ были прохладные: редактор постоянно жаловался, что ему никогда не сообщают первому о важных событиях: «Только нам, ведь мы выпускаем еще три газеты. Было бы естественно…» Это была не война, но определенное взаимное недовольство. Именно поэтому звонил не сам редактор, а его подчиненный.
— Читали наши вчерашние статьи?
— Просмотрел.
— Мы пытались проанализировать возможность тесной связи между обоими делами. В конечном итоге количество «за» и «против» получилось одинаковым.
— Знаю.
— Так вот, после этой статьи в утренней почте мы нашли письмо, которое я вам сейчас прочитаю.
— Минутку. Адрес написан печатными буквами?
— Совершенно верно. Письмо тоже.
— На обычной бумаге, какую продают в конвертах по шесть листов в табачных и бакалейных лавках?
— И это верно. Вы тоже получили письмо?
— Нет. Продолжайте.
— Читаю: «Господин редактор! Я внимательно прочел в вашей уважаемой газете статьи, касающиеся так называемого дела об убийстве на улице Попенкур и дела о похищении картин. Ваш сотрудник пытается, хотя и безуспешно, установить связь между этими двумя делами. Я нахожу наивными предположения прессы, что на младшего Батийля нападение на улице Попенкур совершено из-за магнитофонной ленты. Кстати, разве убийца забрал магнитофон? Что же касается матроса Демарля, то он никогда никого не убивал своим складным ножом. Такие ножи продаются во всех приличных скобяных лавках, и у меня есть тоже такой. Только вот моим действительно убит Антуан Батийль. Я не хвастаюсь, уверяю вас. Но и не горжусь. Напротив. Тем не менее вся эта шумиха меня утомляет. К тому же, мне не хотелось бы, чтобы из-за меня пострадал невиновный Демарль. Если вам будет угодно, можете опубликовать это письмо. Гарантирую, что говорю правду. Благодарю вас. Преданный вам…» Подписи, конечно, нет. Думаете, это шутка, комиссар?
— Нет.
— В самом деле?
