состоим, нам от сборов процентов не перепадёт. Тем более что ЭТО уже три года как приказало долго жить – киношных функционеров больше грела идея всеобщего равенства.
Особенно приятно был слышать по ходу фильма предложенные мною Ростоцкому ещё в начале работы над фильмом песни «Комбат» и «Солдат» из репертуара группы «Любэ», которая, видимо, в этой реальности и не появится. А вот пел как раз Расторгуев, пока ещё подающий надежды солист ВИА «Шестеро молодых». Я и предложил его кандидатуру, чем слегка удивил Ростоцкого. Но результат, думаю, удовлетворил не только меня.
От Дашкевича тоже была пара песен, по-своему неплохих, вторая ещё и на финальных титрах шла.
И вот в зале загорается свет, зрители трут измученные почти двухчасовым показом глаза, и начинается обсуждение. Первым слово взял генерал-майор запаса.
– Товарищи! Скажу вам честно… Смотрел этот фильм и словно бы вернулся в прошлое. Особенно где показано, как артиллерия останавливала немецкие танки. Я в те годы командовал батареей, и вот это почти один в один видел своими глазами. Я даже кричал во время просмотра вместе с этим лейтенантом: «Огонь!». Мой сосед подтвердит, он даже подпрыгнул в кресле после моего крика.
Критик-искусствовед согласно закивал, протирая линзы очков платочком.
– Я много видел фильмов о войне, не раз консультировал режиссёров, но то, что я увидел сейчас – самая правдоподобная кинолента о Великой Отечественной, – продолжил генерал-майор. – Конечно, кино на то и кино, и здесь не обошлось без художественного вымысла. Достаточно взять ту же идею переноса человека из будущего в 1941-й год. Но, повторяюсь, если брать впечатление в целом, то я прожил вместе с этой кинокартиной маленькую жизнь.
Спикер вернулся на место, и теперь слово взял тот самый пугливый критик.
– Я в чём-то соглашусь с товарищем Бердышем, – глядя на присутствующих огромными за линзами очков глазами, тихим голосом начал он. – Правдоподобия хоть отбавляй. Но! Это же художественный фильм, мы должны развлекать зрителя, а не ужасать. А когда мы видим развороченный осколком живот несчастного артиллериста, из которого вываливаются, извиняюсь, кишки, или когда камера крупным планом демонстрирует нам обгоревший, словно головёшка, труп немецкого танкиста – что будет чувствовать наш дорогой зритель, покидая кинозал? Ему будет неприятно! Он, может, получит сильнейший удар по психике! И кто знает, чем это может аукнуться. Может, он на всю жизнь останется неврастеником?
