Я вскакиваю со стула и бегу в комнату. Спешно ищу записку Святослава. Если ее нет… Ведь воображаемый друг не может написать послание?
Да?
– Где она? Где она?! Ага! – в руках у меня помятый лист бумаги. Пробежавшись по тексту глазами, я освежаю память о старике.
Его существование подтверждает бумажка… Ничего она не подтверждает. Не исключено, что и это тоже плод воображения.
Реальна ли действительность?
Действительна ли реальность?
Заперт ли я в собственной голове?
Волны беспокойства с лоджии.
– В порядке? Не знаю… Это как посмотреть. Хотя, как ни посмотри – не в порядке.
Волны усиливаются.
Я тащу Варю в комнату, ложусь спиной на пол и скрещиваю руки на груди. Надо мной висит одинокая лампочка на черном кривом проводе.
Черная кривая линия, как моя жизнь, тянется к источнику света, который может никогда и не загорится. Надеется. Ждет. Просто некому щелкнуть переключателем.
– Допустим, это вирус или бактерия… Чума? Холера? Испанка? Оспа? Что у нас есть… Кто-то… Эм-м-м… Превращается в… Диких. Кто-то умирает, а кто-то – нет. Но и Диких что-то убивает изнутри. Скольких мы видели сегодня? Пять? Десять? Просто блюют и подыхают.
Вопросительный взгляд.
– Да… «Дикость» может быть побочным эффектом. Тот рыжий хрен так и сказал: «Один Побочный»… А если это Rabies lyssavirus[9]? Бешенство… Дикость… Как думаешь?
Сомнение.
– А что? Биологическое оружие никто не отменял. Синтезировали вирус, провели тесты, а эксперимент вышел из-под контроля и понеслась… Или не вышел?
Задумчивость.
– Иммунитет или просто вопрос времени. Я тоже могу быть заражен, – я раскидываю руки и ноги в стороны.
Страх.
– Не тошнит. Не бойся…
От ветра с улицы лампочка покачивается. Покачивается и тень от нее на стене. Увеличенная в несколько раз, едва различимая. Призрак настоящего.
– Больше похоже на бред, чем на правду… Лечебница теперь не кажется такой чушью, да?
Недобрый оскал.
– Говорю, потому что неуверен… Обе версии мне не нравятся, в обе верится с трудом, – я встаю и отношу Варю обратно на лоджию.
Облокачиваюсь на край окна.
Внизу четверо Диких набивают свои желудки свежей плотью.
Клокочущие хрипы. Булькающие хрипы. Просто хрипы.
Затяжные и короткие. Громкие и совсем тихие.
Нервный не тот, кто стучит карандашом или щелкает ручкой, а тот, кого это раздражает.
На самом деле они оба нервные.
Хрипы раздражают. Заполняют собой мою голову и кружатся в бесконечном вихре.
– Да чтоб вас… – я беру со стола стакан и с силой швыряю его, целясь в ближайшего Дикого.
