– А нас? – Лин игриво улыбнулась. – Вот уж не думала, что ты антиглобалист.
– Что? Ничуть! – возмутился Альберт. – Это не вопрос глобализма, это… просто мы такие одинаковые и с этим ничего не поделать… – он чуть не произнёс слово «беспомощность», но говорить о работе с Лин явно не стоило. – Просто, если все короли, то никто не король. Если все одинаковые, то никого и нет?
Немного подумав, Лин ответила:
– Очень странная логическая цепочка.
– И всё-таки…
Лин ничего не сказала, прижавшись к нему.
– Не думай об этом. Всё есть так, как есть, и с этим ничего не поделаешь. Раньше надо было думать.
То, что Лин заговорила словами Зильбермана, заставило Альберта остановиться и округлить глаза. Он был ошеломлён настолько, что холод тут же взял своё: Альберт крупно задрожал, почти затрясся.
– Да ты замёрз!
Лин схватила его за руку и потащила в сторону ближайшего дайнера, безвкусно копирующего стиль дальних уголков Содружества.
Альберт не мог даже сопротивляться. Да и не хотел.
«Она понимает», – думал он, – «Она в самом деле всё понимает!», – думал он, – «Но, если так, то почему…»
Пискнул индикатор входящих. Зазвенел колокольчик на двери. Альберт оказался в тепле и тут же задрожал ещё сильнее, а Лин тащила его дальше и дальше, к угловому дивану красного кожзаменителя.
– Садись, – сказала она, почти толкнув его на диван, и тут же отвернулась к подошедшей официантке, – два больших американо, да и всё пока что, наверное.
Официантка записала заказ и ушла, а Альберт, так и не снявший пальто, почувствовал, что ему смешно.
– А вот что осталось от американцев… – сказал он. – Американо. И название континента… тоже не так уж и много, думаешь, Лин?
Та непонимающе посмотрела на него чуть расширившимися глазами.
– Неважно, – сказал ей Альберт, чувствуя, что говорить ему хоть и не легко, но проще, чем утром, и уж тем более до этого. – Сядь пожалуйста, Лин. Я бы хотел поговорить.
Этот дайнер олицетворял то немногое, что осталось от старой Америки – стилизованный под классические телешоу: красные диванчики, узкие столики, официантки в коротких, но не слишком, юбках и фартуках.
Альберт подумал об этом, когда молчал, и Лин тоже молчала, глядя на него, потягивая кофе из чашки. С момента, как он сказал про разговор, прошло уже не меньше минуты, и Альберт всё ещё молчал. Лин тоже не говорила, лишь однажды произнесла:
– Неплохой кофе, – она прикоснулась губами к остывшей жидкости. – Не самый плохой в этом городе. Ты, если хочешь что-то сказать – говори. Я уже поняла, что это про работу.
