– Не переживайте. Ваш кофе. Так вы, собственно, зачем?
Альберт приложился губами к чашке. Типичный кислый американо.
– Хотел узнать, как прошёл ваш сеанс, доктор. Я понимаю, что мы всё-таки о разном, но может быть расскажете что-то полезное? Какой Адкинс? Каким он вам показался?
– Хм… – Зильберман отпил кофе. – Если не считать того, что верующий, и того, что убил жену и детей – удивительно благонравен и покладист. Хотя и закрыт тоже. Вот уж не знаю, симптом это или нет.
– Ригиден? По поводу?
– Темы семьи, веры. Что-то ещё, до чего я пока не добрался? Может доберусь сегодня.
– Семьи, говорите… – задумчиво произнёс Альберт. – Он проявлял только положительные эмоции, когда мы говорили о его жене и дочерях. Но стоило только речи зайти о причине убийства – он соврал.
– Расскажите подробнее.
Зильберман крепко призадумался и молчал всё время, что Альберт рассказывал ему о сеансе. Осторожно, будто по тонкому льду ступая, он заговорил лишь когда в кабинете повисла неуютная тишина.
– Значит, вот как. Если это правда… – он замялся, увидев, как напряглось лицо Альберта, и тут же быстро выпалил. – Я не имел в виду, что вы врёте! Не понимаю я вашу эмпатологию…
– Всё в порядке, я вас слушаю.
– Просто… если вы правда восприняли всё так, как оно на самом деле, если это каким-то образом не исказилось, то вы на шаг впереди меня. Поздравляю. Попробуйте копать в этом направлении.
– Но, зачем? В смысле, зачем ему врать о таком, если он сам говорит, что хочет быть казнённым?
– Казнь или стирание – рассудительно проговорил Зильберман, выставив перед собой руки ладонями вверх, будто весы. – Что лучше для верующего человека? Умереть и пребывать в царствии бога, или пройти через… такое? Признаться, меня и самого пугает эта процедура. Напоминает лоботомию…
– Вы видели лоботомированных? – перебил его Альберт.
– Нет, что вы! Только на записях. Конечно, я понимаю, что это совсем не то. Но всё-таки вот так: взять и стереть часть бессознательного, его очаги в мозгу, пусть и дефектные очаги, аберрантные, то, что заставляет человека совершать преступления, разве это не слишком? Разве это гуманно? Как вы считаете, Альберт?
– Я? – переспросил Альберт, а затем рассудительно ответил. – Не вижу, если честно, ничего плохого в том, чтобы быть нормальным.
– И вы бы согласились на такое?
– Это невалидный аргумент, доктор Зильберман. Я не преступник, не ощущаю и не мыслю, как они. – Альберт хотел замолчать, но у него невольно вырвалось. – Эта беспомощность, которую ощущает Адкинс – я её не ощущаю.
