Настал день, когда и я научился смеяться так же громко и неустанно, как эти дети. Потом я стал танцевать вместе с ними, а затем петь. А спустя ещё немного времени, я смог полюбить такую жизнь. Бедную, холодную, тревожную и непредсказуемую.
Я ждал, когда Лев вернётся за мной первые несколько дней. Но с каждым часом, проведённым в доме Сарры, я всё прочнее врастал в их жизнь и скоро уже чувствовал себя неотъемлемой её частью. И однажды я твёрдо решил, что не вернусь домой, пока их не заберёт Брис. Я был намерен оставаться в Морисе до конца последней из их жизней.
– Вы всё ещё верите, Сарра? – шёпотом спросил я однажды, когда все дети заснули и мы сидели вдвоём, грея руки у огня.
Сарра вопросительно на меня посмотрела.
– Что Симон сделает это с Арабеллой ради вас?
– Верю и буду верить. Ничего больше не остаётся. Когда любишь, веришь в невозможное, хотя бы потому, что любовь невозможна сама по себе. Однажды это всё закончится. Настанет лучшее время. Вот увидишь.
Она зачарованно смотрела на огонь и будто видела там наше будущее.
Спустя ещё какое-то время, настал тот памятный день, когда Сарра заболела. Брис поразил её бронхи и лёгкие. С каждым днём дышать ей было всё больнее, а кашель становился сильнее. Спустя неделю она перестала вставать. Наша комната день и ночь была наполнена её стонами. А мы не могли ничего сделать.
Я потратил целые сутки, чтобы найти врача. К нам пришёл такой же худой, как и все мы, старик по имени Гавриил. Он был врачом в местном госпитале, до того, как случился Брис. Некоторое время он осматривал обессилившую Сарру. Слушал, как она дышит, прикладывал руки ко лбу, считал удары сердца. Затем он вывел меня на улицу.
– Ещё пара недель и она умрёт. Будьте рядом с ней. Ей понадобится Ваш уход и много горячей воды.
– Должно же быть что-то! Я смогу расплатиться. Поверьте, – я не хотел мириться с очевидным правилом этого острова – от Бриса умирают все.
– Не в этом мире, сынок, не в Морисе. Ещё ни один организм не смог победить эту гадость. Оставим эту загадку будущим поколениям. Пусть они разгадывают, как Брис смог испепелить огромный народ. А нам самим пора бы уже смириться.
Гавриил с пониманием похлопал меня по плечу и, прихрамывая, отправился восвояси.
Я молился Богу о Сарре. Со слезами на коленях умолял его, чтобы её страдания утихли. Всё внутри меня болело за неё и её детей. Происходящее с каждым днём всё яснее проявляло в себе болезненную несправедливость. Будто остров был тюрьмой. А его обитатели как ни пытались высматривать в каждом дне радостное и светлое, были обречены терять себя и близких в страшной болезни.
