Дальше он начал обратный отсчёт: над моим ухом разносились цифры, но никто не двигался.
– Тебе известно, что мы не знаем, где Смерть, – сдерживая ярость, как если бы он говорил с душевно-больным, – крикнул отец.
– Семь, шесть…
– Не делай глупостей! Дороги назад не будет! – прогремел Оливер.
– Кто-то точно знает! – не сдавался Симон. Я чувствовал, как он дрожит.
– Да Мартин твоих детей своей семьёй называет, ты его не тронешь, – как всегда спокойно, с долей насмешки сказал Элвис.
И Симон выстрелил. Его рука дрогнула, пуля вошла в моё плечо со стороны спины и вышла между рёбрами под правой ключицей. Боль пронзила всё тело, колени подкосились, я уронил голову на грудь, но Симон не дал мне упасть, продолжая прикрываться моим телом. Всё перед моими глазами утратило чёткие очертания: я видел смутный силуэт Эвери, которая плакала и кричала, чего я уже не мог слышать.
В ту же секунду отец вскрикнул и кинулся к нам. Симон взмахнул рукой с пистолетом, показывая, что подходить опасно. Тёплая кровь потекла из моего плеча, и я мгновенно ощутил холод, который облепил меня со всех сторон. И тогда отец с воплем ужаса свершил возмездие, страшнейшее из возможных: он опустил руку во внутренний глубокий карман своей рубашки, достал оттуда небольшую стеклянную емкость, с рёвом вынул из неё резиновую пробку и тяжелым, резким движением выплеснул его содержимое в сторону Эвери. Тёмная жидкость, соприкоснувшись с воздухом, тут же обратилась алым смертоносным пламенем.
Дитя за дитя, кровь за кровь, жизнь за жизнь. Сначала загорелись её чёрные кудри, затем пламя сползло на залитое слезами, бледное лицо, затем на угловатые плечи и тонкие руки, и наконец оно шумным порывом охватило так сильно любимое мной тело.
Симон тут же отпустил руку, выронил оружие и я рухнул на влажную землю, вкус которой я ясно помню до сих пор. Горечь ей придавала трава, которая забила мне рот и нос, не давая дышать. Я больше не мог двигать руками или ногами, поэтому отчаянно толкался головой, чтобы оказаться ближе к Эвери. Минуту или больше я видел перед собой только черноту почвы, я вгрызался в неё зубами, надеясь, что так смогу делать движения в нужную сторону. Я почувствовал руки отца на своей спине, он сел на землю и перевернул меня, положив себе на колени. Я увидел солнечный свет и смуглую кожу его лица. По губам я видел, что он пытается что-то мне сказать. Острожными движениями его сильные ладони пытались стянуть рану на моем плече. Набравшись мочи я выплюнул отцу в лицо всё, что наполняло мой рот: чёрную землю, тёмно-красные сгустки крови, траву и слюни. Отец продолжал что-то говорить, но я дёрнулся так, что упал с его колен и оказался лежащим на боку на уже пропитанном моей кровью куске земли.
