Недолговечная вечность: философия долголетия | страница 83




Трехликая свобода


Отсутствие смысла в человеческой жизни является и условием свободы и ее проклятием. Жизнь вынуждает нас обнаруживать смысл в нас самих, нащупывая путь в полумраке и неуверенности. Мы пробиваем себе дорогу в лабиринте ошибочных путей и тупиков, где порой возникают просветы. В тот момент, когда мы полагаем себя спасенными, внезапно приходит другая опасность. Свобода — возможность для каждого человека вести ту жизнь, которую он считает нужной, — знает как минимум три стадии, которые не всегда следуют одна за другой: бунт, принуждение и одиночество. Когда мы перестаем быть детьми, свобода проявляется сначала бунтовскими настроениями против семьи, учителей, установленного порядка. Мы хотим расти и развиваться безнадзорно, пробовать свои силы. «Я сам себе хозяин», — вопит подросток, получивший все, что нужно, от семейного воспитания и желающий разбить сдерживающие его оковы. Тогда приходит осознание факта, что свобода — это также ответственность, обязывающая нас принимать на себя последствия наших поступков. Я должен отвечать за себя сам, не прячась за чью-то спину; наша свобода — это всегда лишь узкие тиски, ограничивающие нас и вместе с тем определяющие нашу жизнь. Момент столь же восхитительный, сколь и тягостный. За право говорить от первого лица, произносить «я» приходится платить экзистенциальным одиночеством, которое может граничить с отчаянием. Я мучительно одинок, я умру в одиночестве, устав от самого себя, вечным узником доставшегося мне тела, прожитой мною жизни. Это — мрачное лицо нашей самостоятельности. Кого мне упрекать, когда я страдаю, когда топчусь на месте, когда терплю неудачу, если единственным моим препятствием являюсь я сам. Только процесс освобождения увлекателен, обретенная свобода всегда разочаровывает.

Тогда возникает искушение проявить лукавство, говорить скорее о бесконечном освобождении и затянуть подростковый бунт на возможно более долгое время. Как если бы в 30 и даже в 40 лет мы продолжали зависеть от родителей, от общества, которое можно обвинить во всех своих трудностях. Ведь наивность покидает нас вместе с округлостью и бархатистостью щек: приходит день, когда я на самом деле становлюсь хозяином своих поступков без возможности переложить ответственность на третьих лиц. Я должен пройти испытания, и меня будут судить по их результатам. В этом состоит несчастье и прелесть взросления, становления нас как личностей. И с этого момента мы не прекращаем вырабатывать компромиссы между неподчинением и просьбой о помощи: позаботьтесь об мне, когда мне плохо, но оставьте меня в покое, когда мне хорошо. Ведь мягкость нашего демократического общества призвана уменьшить чувство одиночества граждан за счет проявления солидарности. Она защищает наши права и облегчает тяжесть наших страданий.