Недолговечная вечность: философия долголетия | страница 34
Вечное возрождение
Что же остается делать, когда нам кажется, что мы уже все видели и все знаем о жизни? Опять и опять начинать все сначала, поскольку время позволяет нам приниматься за дело столько раз, сколько мы захотим. Плоть наша, благодарение Всевышнему, здравствует, а книг на свете столько, что нам никогда не удастся их все перечитать. Жизнь продолжается — возможно, в этой до ужаса простой фразе и кроется секрет долгой и счастливой жизни. Настоящая жизнь — это не героические подвиги и невероятные приключения, это прежде всего неприметные будни, это простые, ежедневно испытываемые и удовлетворяемые нужды, это общая для всех повседневность. Мы состоим из «маленьких сегодня», говоря словами одного из героев Ромена Гари. А значит, начинать надо с упорства: не замедлять шаг, не бросать дела, не уступать и не сдаваться. Действовать так, как будто впереди еще долгие годы: продолжать делать прогнозы и строить планы на будущее. «Я бегу навстречу собственной гибели, — говорил итальянский философ Норберто Боббио (1909–2004), — и там, где я прерву свой бег, там и будет моя гибель».
Жизнь, таким образом, состоит в том, чтобы превращать случай в сознательный выбор, выстраивая свою судьбу. Судьбу, которая будет гибкой и покорной нам до самого конца. Возможно, время, увлекая нас за собой, делает нас все более слабыми и немощными, но зато на своем пиру оно предлагает нам всё новые яства, и это добрая весть. Время — это не колесо, беспощадно нас перемалывающее, но череда развилок и перекрестков на нашем пути, предлагающих нам возможность исправить то, что у нас не получилось в первый раз. Время признает правоту тех, кто никогда не отступает, давая им второй, а потом еще третий и четвертый шанс. Наше воскресение происходит уже в этой жизни, где мы без конца умираем и возрождаемся снова. «Я бы хотел никогда не утратить возможность приходить в этот мир», — замечательно выразился Жан- Бертран Понталис. Это возрождение не более удивительно, чем те насекомые, о которых говорил Генри Дэвид Торо: они вывелись из личинок, которые спали в крышке старого стола и спустя долгие годы проснулись под действием тепла от поставленного на стол чайника [17]. И так же как эти личинки, мы до конца жизни остаемся незавершенными — как если бы мы были черновым наброском себя самих. Мы можем не только внезапно почувствовать себя помолодевшими в результате романтической встречи, открытия или путешествия — этот период назывался когда-то «летом святого Мартина» [18], то есть бабьим летом, — но в нашей жизни есть место и поздним начинаниям: запоздалым жизненным стартам, таящим в себе целый пласт непрожитых, но возможных судеб. Если и существует нация, положившая в основу своего мировоззрения неизменную возможность начать все сначала — рискуя, что рано или поздно это кредо превратится в миф, — то это Соединенные Штаты Америки. Именно там каждое поколение строит жизнь на новом фундаменте, перечеркивая итоги предыдущего поколения и устанавливая новый общественный договор. Мы живем всегда будто на испытательном сроке, и