Недолговечная вечность: философия долголетия | страница 29



. Красота утра служит для нас своего рода психологическим паспортом, который необходим, чтобы мы вернулись к повседневности. Вставать с постели, принимать душ, пить кофе или чай — эти простейшие действия воссоздают нашу тесную связь с вещами, возвращают нас на эту землю. Отказаться от сна, как стремятся некоторые безумцы, считая его пустой тратой времени, — значит уничтожить таинственную и мощную силу грез, которой подвластны любые замкиґ и границы, это значит отобрать у нас суточные ритмы и во многом лишить нашу жизнь удивительного разнообразия. Мадам де Сталь, почти полностью потерявшая сон за несколько недель до смерти и продолжавшая, однако, поглощать без меры книги и идеи, сетовала: «Жизнь слишком длинна, если не спать. Ни один интерес не удержится на протяжении 24 часов» [7]. Один-единственный день — зеркало всех дней от восхода до заката, один-единственный день — зеркало всей жизни. Как герой у Ницше, мы ежевечерне умираем на закате, чтобы воскреснуть на следующее утро.

Вечное возвращение чего-то хорошего — примером может служить такое основополагающее явление культуры, как трехразовое питание, — само по себе является источником удовольствия. Время будто топчется на месте или даже совсем исчезает. В «Волшебной горе» Томас Манн так описывал жизнь в санатории близ Давоса: «Кажется, будто повторяется все тот же день; но, поскольку он один и тот же, говорить о «повторении» не вполне уместно; речь должна была бы идти о неизменном, об остановившемся «сейчас» или о вечности. За обедом тебе приносят овощной суп, как приносили вчера, как принесут завтра. Представление о времени утрачивается, и тебе открывается подлинная форма бытия, это застывшее настоящее, в котором тебе вечно приносят овощной суп» [8], Поль Моран, со своей стороны, заявлял: «Первое, что падает в воду во время плавания на судне, — это время». Великий философ Иммануил Кант в родном Кенигсберге в Восточной Пруссии на берегу Балтийского моря также вел жизнь, как будто размеренную ударами метронома, просыпаясь и ложась спать в строго определенные часы — в 5 часов утра и в 10 часов вечера — и ежедневно совершая прогулку по одному и тому же маршруту, и помешать этому смогли только два события за всю его жизнь: чтение

«Эмиля» Жан-Жака Руссо в 1762 году и известие о Великой французской революции в 1789-м.

Есть закрытые привилегированные заведения, есть пансионаты и санатории, есть казармы, монастыри, суда дальнего плавания, которые, кажется, выпали из общего потока времени, погрузившись в состояние обманчивой стабильности. Благотворная иллюзия: жизнь, расписанная как по нотам, создает ощущение полной неподвижности. В таких «лучезарных городах» [9] человек чувствует себя защищенным от всех мирских бурь. Строгий порядок и дисциплина избавляют вас от мучительных раздумий о быстротечности времени, и скука здесь — другое название безопасности. Удивительный парадокс: необходимость подчиняться расписанию уничтожает время изнутри. Чтобы убить время, тщательно следите за ним, за каждой секундой. Нам всем знакомы люди, которые черпают невероятную энергию в неукоснительном соблюдении правил, дающих им уверенность и направляющих их в жизни. Таким людям в начале всякого дела нужна четкая организация: они распределяют время, составляют почасовое расписание — и неважно, что именно указано в каждой его строке. Разбивать на части дни и недели для них совершенно необходимо. Их день начинается с нерушимых предписаний, в своей неизменности сродни ходу церковной службы: навести порядок в доме, разложить по привычным местам предметы на письменном столе, развесить одежду в шкафу в строго определенном порядке, сделать несколько гимнастических упражнений. Выполнение этого ритуала равносильно для них чтению ежедневной молитвы. И вот уже понедельник, вторник, среда теряют свою специфическую окраску и становятся не более чем образчиком одного и того же типичного дня.