Если же говорить о Фрейде, то он видит в повторении своего рода манию, толкающую пациента бесконечно воспроизводить одни и те же сценарии любовных или профессиональных неудач. Этот симптом служит ширмой для глубоко затаенной тоски, тем барьером, который мешает исцелению: он не дает избавиться от психологической травмы и в то же время определенно указывает на нее. Некоторые абсурдные мании, мешающие нам общаться с другими людьми, возможно, лишают нас большого удовольствия, но ограждают от еще более значительных тревог. Они становятся защитным ритуалом против какого бы то ни было происшествия. Лучше чахнуть, будучи лишенным чего-то, чем открыться навстречу неизвестному.
И все же стоит вознести хвалу привычке. Та привычная одежда, в которую мы облекаем наши поступки, привычная среда обитания, регламентирующая нашу жизнь, — это ментальная соединительная ткань наших дней. Она представляет собой ту врожденную склонность, которая становится «второй натурой» и предохраняет нас от излишней траты душевных сил. Мы всегда будем оставаться порождением наших привычек, и искоренить их даже сложнее, чем расстаться со своими убеждениями. Повторяемость несет с собой смерть, провозглашают авангардисты; но согласиться с этим — значит забыть, что она онтологически составляет основу нашей жизненной участи и является непременным условием нашего существования. Тот, кто захочет отказаться от повторяемости, водрузив как двойное победное знамя непредсказуемость и вечные перемены, возможно, и избежит ужасов обыденности, но прежде всего сделает существование невозможным. «Жить, не теряя времени, и наслаждаться без удержу», говоря словами старого слогана ситуационистов, — это подвергаться риску превратить интенсивность жизни в рутину, в упорядоченную лихорадочность. Когда твоя жизнь застыла, как река, схваченная льдом, или как лицо после уколов ботокса, то очень соблазнительно мечтать о том, как ты все поменяешь — спутника жизни, профессию, страну. Но фантазии о полном перевороте в жизни — прежде всего отличное средство, чтобы выносить нынешние ее условия. Мечты способствуют укреплению статус-кво: чем больше мы жалуемся, тем больше готовы терпеть; и жалуемся мы лишь для того, чтобы ничего не менять.
С самого детства мы создаем традиции. То, что мы называем привычкой, не является каким-то случайным событием в жизни неких людей без роду, без племени: это каркас, помогающий нам стоять на ногах; набор автоматических действий, формирующий нас и одновременно сдерживающий. Жизнь связывает нас невидимыми нитями, и мы даже не подозреваем, что они опутывают нас и несут, пока не разорвутся одна за другой. «Существует нечто движущее, что остается неподвижным» [5], — говорил Аристотель. Для того чтобы в серости будней случилось яркое событие, нужны долгие пустые часы, блеклое существование, в котором время тянется и ничего особенного не происходит. Моменты, когда перехватывает горло и сжимается сердце, почти всегда возникают на фоне обыденных мелких хлопот, служа контрастом. Без монотонности потрясения невозможны. Мелодия наших будней — непрерывная басовая партия, которая изредка перебивается волнующими ариями.
