[4]; впоследствии подобную стратегию будут использовать Ян Потоцкий с «Рукописью, найденной в Сарагосе» в
1810 году и многие другие из страха перед цензурой.) Каждый добрый христианин должен был строить свою жизнь на основе «Подражания Христу» — благочестивого сочинения неизвестного автора, которое писалось и переписывалось неоднократно, начиная с XV века, и было направлено на очищение души и обретение спасения.
Прямой противоположностью классицизма стал романтизм, это заблудшее дитя революции 1789 года: он воспевал оригинальность — плод своего собственного творчества. Поэтам, музыкантам, художникам, драматургам пришлось опрокидывать устои, стирать в порошок закоснелые традиции, творить посреди грохота бури, в условиях трансгрессии. И так же, как люди искусства устремлялись «вглубь неизвестного, чтобы отыскать новое» (Шарль Бодлер), они должны были бежать от буржуазной посредственности, у которой во главе угла стоят расчет и коммерческая выгода. В глазах богемы буржуазия, которую из-за ее корыстолюбия изрыгнули и аристократия, и пролетариат, несла на себе печать онтологически низменного класса. Поскольку буржуазная мораль сводила человеческое желание исключительно к уровню материального обогащения, жизнь буржуа была размеренной и регулировалась лишь жаждой наживы и вкусом к приобретательству. Вот почему вольные духом и просто творческие люди должны были держаться в стороне от этого ничтожества и искать бурь, неистовства, стремиться к чему-то грандиозному, вместо того чтобы чахнуть на корню.
К романтизму и к его ненависти «быть как все» восходят две вещи: на место мечты о бессмертии пришла мечта о благодарных потомках, о запоздалом признании в будущем «пруклятых поэтов» — мечта, которую в наши дни затмила известность, иными словами, присутствие самого себя во всех реальных и виртуальных источниках информации как зримого и зыбкого эго. Кроме того, именно в XIX веке начинается восхваление маргиналов (приезжих, сексуальных и расовых меньшинств, заключенных, преступников), задачей которых становится разрушить норму. Возвеличивание маргинальности легло в основу определенных философских взглядов конца прошлого века: сливки с этой темы сняли Деррида, Делёз, Гваттари и Фуко. Буржуа, как мы знаем, изменился: он сам стал богемой и хочет быть «тружеником днем и прожигателем жизни ночью» (Дэниел Белл). Будь он правых или левых взглядов, он желает наслаждаться своим социальным статусом и вместе с тем получать удовольствие от раскрепощения нравов, рискуя жить в культурном противоречии. Вот почему отныне философию интенсивности взяли на вооружение транснациональные компании-гиганты, возрождая ницшеанские идеи («Стань самим собой», «То, что тебя не убивает, делает тебя сильнее»). Каким-то нелепым образом Ницше стал самым крупным поставщиком рекламных слоганов для компаний и их продукции. Певец сверхчеловека выступает как философский гарант сверхчеловека- потребителя, формирующегося на основе того, что он покупает, носит или поглощает.
