Тем же ранним утром, около девяти, один из инспекторов, оставленных на улице Сицилийского Короля, постучался в кабинет комиссара и доложил:
— Он здесь.
Речь шла о содержателе «Золотого льва». Утро оказалось для него мудреней вечера. Испитой, небритый, помятый, он окликнул инспектора, расхаживающего перед домом:
— Мне надо на набережную.
— Идите.
— Боюсь.
— Я вас провожу.
Но разве Виктора не завалили прямо на улице, в толпе?
— Возьмем лучше такси. Плачу я.
Когда он вошел в кабинет, Мегрэ листал его дело: у хозяина было на счету три судимости.
— Даты вспомнил?
— Да. Я подумал: будь что будет. Коль скоро вы обещаете меня защитить…
От него разило трусостью и хворью. Весь его облик наводил на мысль о худосочии. А ведь этого субъекта дважды судили за развратные действия.
— На первую их отлучку я не обратил особого внимания, а вот вторая меня насторожила.
— Вторая? То есть двадцать первого ноября?
— Откуда вы знаете?
— Оттуда, что я тоже умею думать и читаю газеты. Я заподозрил, что это они, но никак этого не показал.
— А они догадались, что ты их расколол?
— Не знаю. Но сунули мне тысячу франков.
— Вчера ты сказал — пятьсот.
— Я ошибся. А пригрозил мне Карел в следующий раз, когда они вернулись.
— Уезжали они на машине?
— Не знаю. Из дома, во всяком случае, они уходили пешком.
— А другой, тот, кого ты знаешь, появлялся за несколько дней до отъезда?
— Сейчас вспоминаю, что да.
— Он тоже спал с Марией?
— Нет.
— Теперь будь любезен мне кое в чем признаться. Две свои первые судимости помнишь?
— Я же молодой был!
— Тем это омерзительней… Так вот, насколько я тебя себе представляю, ты не мог не положить глаз на Марию.
— Я пальцем ее не тронул.
— Еще бы! Ты их боялся.
— Ее тоже.
— Ладно. На этот раз ты хоть не врешь. Только ты не ограничился тем, что время от времени заглядывал к ним в номер. Ну, признавайся!
— Верно. Я провертел дырку в стене и старался, чтобы соседнюю комнату занимали как можно реже.
— Кто спал с Марией?
— Все.
— И мальчишка?
— Он в особенности.
— Вчера ты сказал, что он, возможно, ее брат.
— Но он же на нее похож. Он был влюблен сильнее всего. Часто плакал — я сам видел. Оставаясь с ней, умолял ее.
— О чем?
— Не знаю. Они говорили не по-французски. Когда с ней ночевал другой, парень, случалось, уходил и напивался в одиночку в маленьком бистро на улице Розъе.
— Мужчины ссорились?
— Да, не жаловали друг друга.
— Ты вправду не знаешь, кому принадлежала испачканная кровью рубашка, которую на твоих глазах стирали в тазу?
