Незнакомец опять заколебался. Он, вероятно, потерял голос, потому что, выдавив из себя хриплый звук, отказался от попыток объясниться и ткнул пальцем в направлении бутылки с коньяком, стоявшей на стеллаже.
Шеврие в свой черед посмотрел ему в глаза. В них было что-то непонятное инспектору, недоступное его пониманию. Мегрэ, внешне все такой же бесстрастный, пригвоздил ботинком ногу Люкаса к полу.
Сцена длилась всего мгновение, хотя показалась бесконечной. Незнакомец левой рукой нащупал в кармане деньги, правой поднес рюмку к губам, выпил и закашлялся. На ресницы у него навернулись слезы. Он бросил на стойку несколько монет, сделал несколько не очень крупных, но быстрых шагов, вышел и, оглядываясь на ходу, устремился к набережной Берси.
— Давай! — крикнул Мегрэ Люкасу. — Боюсь только, уйдет.
Люкас выскочил на улицу. Комиссар скомандовал Шеврие:
— Лови такси! Живо!
Набережная Берси длинная, прямая, поперечных улиц нет. Быть может, на машине он успеет догнать незнакомца, прежде чем тот ускользнет от Люкаса.
По мере того как погоня набирала темп, Мегрэ все упорнее казалось, что он вторично переживает происходящее. Такое иногда случалось с ним во сне, и подобных снов он еще в детстве боялся больше всего. Он как бы двигался неким сложным путем, и внезапно у него появлялось ощущение, что он уже здесь был, делал те же движения, говорил те же слова. От этого у него начиналось что-то вроде головокружения, особенно в момент, когда он сознавал, что вновь переживает время, прожитое им в прошлом. Охоту на человека, начавшуюся на Шаратонской набережной, он уже наблюдал во всех ее перипетиях из окна собственного кабинета в день, когда в его ушах ежечасно звучало эхо нарастающего страха — отчаянный голос Маленького Альбера.
Страх нарастал и сегодня. Незнакомец, шедший упругим размашистым шагом по бесконечной и почти пустынной набережной Берси, время от времени оборачивался и, неизменно видя позади маленькую фигуру Люкаса, ускорял ход. Мегрэ, сидя в такси рядом с шофером, нагонял их. Какая все-таки разница между обоими! У первого и в глазах, и в походке есть что-то звериное. Даже когда он припускается бегом, его движения остаются слаженными. Висящий у него на пятках Люкас шагает, выпятив уже заметное брюшко и напоминая собой таксу-бассета, которая хоть и смахивает на сардельку с лапами, а все-таки держит звериный след лучше самых породистых гончих.
Любой прозакладывал бы голову, что рыжий уйдет. Сам Мегрэ, увидев, как незнакомец, воспользовавшись безлюдностью набережной, рванулся вперед, велел шоферу газануть. Но это оказалось излишним, хотя, как ни странно, Люкас вроде бы и не бежал, сохраняя вид маленького парижского буржуа, который степенно прогуливается и никуда не спешит.
