Догадавшись о значении термина, я буркнул:
– Заштопали.
Вожак мелко рассмеялся.
– Это Шкет тебя шваркнул. А ты ему в нюх втёр! Всё по-пацански. Звать как?
– Антон, – представился я, малость успокаиваясь.
– Короче, дело к ночи. Тут один оч-чень большой человек хочет свой портрет на стенку повесить.
– Авторитет? – блеснул я познаниями.
– Пахом – в законе, – почтительно понизил голос Варан. – Нарисуешь – и с вещами на выход! Пахом лавэ не считает, а если кучеряво выйдет, еще и сверху забашляет.
– А что, нельзя было нормально попросить? – окрысился я.
Плечи водителя затряслись в беззвучном смехе. Конвоиры загоготали в голос, наполняя салон перегаром.
– Так подкатывали уже! Не помнишь, что ли? Шкет тебя звал малевать, а ты его послал! И понеслось…
– Не помню, стерся Новый год, – мой голос упал в конфузливое бормотание. – Так мы к Пахому?
– На дачу к нему, – кивнул Варан.
– Дача – это хорошо, – рассудил я, ободряясь, – света много.
Выходит, – думалось мне, – реципиент сам виноват? Хотя давно пора привыкнуть – мир наш весьма неоднозначен… Диалектический материализм, однако. Шибко-шибко диалектический…
Я настолько унял свои тревоги, что даже стал за дорогой следить, в окна посматривать. Мы немного прокатились по МКАД и свернули в лесной массив – елки с березами выстроились сразу за обочиной, как почетный караул. Миновали один дачный поселок, другой, объехали порядком зачуханную промзону, пока не оказались на околице небольшой опрятной деревушки, где стелились гектары бликовавших теплиц и подымливала высокая кирпичная труба.
Основательная жилплощадь Пахома, рубленая из калиброванных бревен и крытая шифером цвета старого осиного гнезда, пряталась за монументальным забором, выше которого вымахивали сосны, наводившие тень на весь участок.
– Зовут Павел Иванович, – зачастил Варан. – Спросит – отвечай, а сам помалкивай.
– Понял.
– Пошли, раз понял.
На стук в ворота открылась калитка, в которую еле пролез огромный человечище в ватнике, «поперек себя шире». Выслушав вожака, он величественно кивнул и пропустил меня с Вараном. Зуда с Михой даже из машины не выходили. Надо полагать, статусом не вышли.
За воротами я увидал дачу – в изначальном смысле этого слова. Никаких грядок и сарайчиков, сплошь лужайки, аллейки, да беседки.
Встречать нас вышел сам хозяин – седой мужичок предпенсионного возраста, с накинутым на плечи полушубком. Перебирая пальцами бусины четок, он небрежно кивнул Варану и внимательно оглядел меня. Да так, что мурашки врассыпную.
