— Кто у нас министр связи сейчас? А, Псурцев! Мы встречались на фронте. Напишем ему письмо!
Дня через три ко мне домой заявились двое молодцев.
— Куда ставить будем аппарат?
— В коридор.
— Зачем в коридор, разрешение дано на личный телефон.
Я представила себе, какими глазами на меня будут смотреть соседи и в какой общественный переговорный пункт превратится моя комнатка, и настояла, ко всеобщей радости, на своем. Забавно, что Псурцев решил, наверное, что я имею “личное” отношение к Твардовскому, потому что специальным письмом он сообщил ему мой номер телефона.
Твардовский дважды был главным редактором “Нового мира”. В 1950-м он сменил на этом посту Симонова, в 1954-м был снят, снова пришел Симонов, который был снят в 1958-м, и снова назначен Твардовский, увольнение которого после мучительной борьбы подвело в 1970-м трагическую черту легендарной истории “Нового мира”, так и не сумевшего впоследствии вернуть свой былой блеск и мощь подлинного властителя дум. Тогда говорили, что сменить Твардовского во второй раз и возглавить в третий раз журнал предлагали опять Симонову, на что он ответил: “Только в качестве заместителя Твардовского”.
О втором периоде редакторства Твардовского написано много. Главное из этого, конечно, превосходные книги А. Кондратовича и В. Лакшина, воспоминания Ю. Буртина, И. Виноградова.
О первом же периоде свидетельств почти нет. Оно и неудивительно: время было зловеще-тусклое — поздне-сталинское, да и таких перьев в самой редакции не было. Хотя нет — работал Кондратович, но тогда он был совсем еще не “писучий”, а впоследствии писал главным образом о периоде “Твардовский-II”; к “Т.-I” он в начатых к концу жизни воспоминаниях только подступился, однако не успел развернуться; в опубликованных в “Знамени” (№ 3, 2001) заметках я с радостью прочитала добрые слова о себе, — спасибо тебе, Алеша, за этот неожиданный подарок.
Тем не менее и тогда были свои битвы и достижения, свои прорывы сквозь густую сетку идеологических и цензурных запретов. Здесь начинали свой путь многие будущие светила нашей литературы, — скажем, Ю. Трифонов; расцветали поэты-фронтовики, — кстати, чуть ли не единственный рассказ о поэзии “Нового мира” — интересные воспоминания в “Вопросах литературы” Софьи Карагановой, проработавшей в редакции все четыре периода Симонова—Твардовского. Здесь начинали оттачивать свои перья будущие критические авторитеты — Анатолий Бочаров, Андрей Турков, Лев Якименко. Нередко выступали испытанные бойцы, закалившиеся еще на страницах старого “Литературного критика” — Елена Феликсовна Усиевич, Михаил Александрович Лившиц, Игорь Александрович Сац, Владимир Борисович Александров-Келлер, — к ним у Твардовского было особенное отношение, не просто уважительное, но какое-то трепетно-почтительное, а уж к последнему, к Александрову, так прямо-таки нежное. Печатался он не много, но приходил в редакцию часто, любил посидеть возле моего стола; человек малообщительный, он мог разговориться и, несмотря на неважную дикцию, заставить часами слушать его, забыв о работе. Помню, однажды он заболел, и Александр Трифонович попросил меня навестить его, как-то смущенно добавив: “Только постарайтесь не обращать внимания на обстановку”. Предупреждение было нелишним: комната сроду не знала ни ремонта, ни, кажется, уборки. Тем более, что хозяин, закоренелый холостяк, не оправдал совершенно безосновательных надежд своей соседки по коммуналке и она буквально затравила его, не давая возможности выйти в ванную или кухню.
