Он корректен, лоялен — гораздо лояльнее всех остальных: вот уж от кого не дождешься ни разносных обобщений о несостоятельности всей «Совдепии», ни ехидной констатации отсутствия спичек в соседней лавке. Он держится просто, вполне оправдывая ту истину, что воспитание дается человеку, чтоб надежно скрывать свои чувства.
Выступает с докладом о сланцах. Глеб Максимилианович благодарит его. Коллеги дружно признают: действительно, при проектировании районной станции на Волге нельзя упускать из виду сланцевые залежи. Все пригодится, все пойдет в дело — должно пойти!
Порадовались, пообсуждали, но желанного «положительного заряда» так и нет...
Вскоре привлечен к работе еще один «титан мысли» — «гордость интеллектуальных сил земли русской» Михаил Андреевич Шателен. В отличие от Рамзина, это маститый муж. Ему скоро стукнет пятьдесят четыре. Практиковался в Компании Эдисона и на всемирных выставках в Париже.
Михаил Андреевич — живая энциклопедия. Многие выдающиеся события техники или изобретения вызывают у него личные воспоминания, ассоциации. О многом он может порассказать и любит рассказывать. Слушать его интересно, а часто и не бесполезно. Знавал Яблочкова, Лодыгина, Попова. Работал о бок с Доливо-Добровольским, с Бенардосом и Славяновым, создавшими электрическую сварку. Обстоятельный, капитальной учености человек. Ни один электрик, вышедший из петербургских институтов за последние тридцать лет, не может сказать, что не учился у Шателена.
Если многие из московской да и питерской инженерной знати все еще недоверчиво косятся на председателя ГОЭЛРО и очень зло острят по поводу большевистской электроутопии, то Шателен, тоже далекий от Советской власти, выслушивает Глеба Максимилиановича сочувственно, признает:
— Вот то, над чем можно и интересно поработать.
Он тут же обещает увлечь виднейшие питерские головы, и ГОЭЛРО назначает Михаила Андреевича своим уполномоченным в Питере. Там он организует и возглавит группу для разработки плана электрификации Северного района.
Наскоро позавтракав, Глеб Максимилианович сел в машину, отправился по Москве — посмотреть, как живется его сотрудникам, как устроились отдельные группы ГОЭЛРО.
Первым делом навестил «штаб электрификации железных дорог».
Для того чтобы можно было работать от восхода до заката, Графтио поселился у своего заместителя по Комиссии Дмитрия Ивановича Комарова — Большой Афанасьевский переулок, дом двадцать семь, квартира два.
Дверь была не заперта, и, несмотря на ранний час, в нетопленной, насквозь прокуренной гостиной — полно народу. На полу — громадная карта России. Над ней — несколько взъерошенных возбужденных спорщиков, перебивающих друг друга:
