Он закурил сигарету, и в эту минуту все его существо было проникнуто оптимизмом. Адель тоже улыбалась. Она поднялась и подошла к нему, чтобы вместе любоваться местностью, а негр не отрывал глаз от горизонта и равнодушно покручивал штурвал.
Несколько пирог неподвижно стояли среди потока.
Проходя мимо, можно было разглядеть негров, таких же неподвижных, занятых рыбной ловлей. Призрачная, волнующая тишина. Хотелось петь что-либо медлительное и могучее, как религиозный гимн, который господствовал бы над шумом лесопильни и поскрипыванием лодки.
Они продвигались вперед — нетороплив, оставляя за собой на воде длинный след. Проехали мимо одинокого дерева, потом — другого.
После первого поворота не было больше ни лесопилен по левой руке, ни океана позади. Не было ничего, кроме крутых берегов и леса, мимо которого шли иногда на расстоянии всего одного метра. Он состоял из живописных деревьев: мангров, чьи корни выходили из земли на высоту человеческого роста, бледных сырных деревьев с треугольным стволом и листьями только на самой верхушке. Повсюду лианы, тростники, а главное — та же тишина, которую, как плугом, взрезало равномерное жужжание двигателя.
— Здесь глубоко? — спросил Тимар с простодушием парижанина, гуляющего в воскресный день за городом вдоль Марны.
Негр не отнес этого вопроса к себе. Ответила Адель:
— Здесь, пожалуй, будет метров тридцать. Но в других местах, случается, лодка царапает дно.
— А крокодилы есть?
— Встречаются.
Одним словом можно было отразить его душевное состояние — каникулы. Тимар чувствовал себя на каникулах! Даже солнце казалось ему более веселым, чем обычно.
Вот и первое негритянское селение: несколько хижин под деревьями у самой воды и пять-шесть пирог на берегу. Голые дети смотрели на проплывающую лодку.
Купальщица-негритянка погрузилась по шею и вскрикнула.
— Ты не проголодался, Жо? — спросила Адель.
— Нет еще.
У него была душа туриста. Он добросовестно всматривался в пейзаж, ничего не упуская из виду.
— Покажи мне окуме.
Она поискала взглядом и затем указала на одно из деревьев.
— Вот это? И оно такое дорогое?
— Это единственное здешнее дерево, годное для изготовления фанеры. Его обрабатывают особыми машинами. Вся работа механизирована.
— А красное дерево?
— Тут его нет. Мы увидим его выше, через час или два.
— А эбеновое?
— Тоже скоро. В низовье драгоценные породы давно вырублены.
— Но у нас еще есть эбеновое дерево?
В первый раз он сказал «у нас».
— Есть и эбеновое и красное. Да! Кроме того, старик Трюффо подсказал мне, кажется, неплохую мысль. На концессии тьма орхидей. У него есть книга, где говорится об этих цветах. Некоторые орхидеи продаются в Европе по цене до пятидесяти тысяч франков за растение. Так вот, он нашел цветы, напоминающие описанные в книжке.
