— Каким же образом это связано с первым днем Рождества?
— Дело в том, что мы обещали Альвину оплатить права и автомобиль, при условии, что он пойдет работать и будет управляться сам. Заставить его учиться оказалось невозможно, по крайней мере сейчас. Он работает в Люсвике, в интернате для стариков. Просто помощником, помогает убирать и проветривать помещения, а если надо, дежурит. В общем, в семь утра в первый день Рождества он должен был явиться на работу, а поскольку автобусы по праздникам не ходят, я обещал подвезти его. Вернее, дать ему под моим присмотром потренироваться в вождении. Спросите у него самого.
— Он должен был приехать к семи, говорите? А чем вы занимались, когда отвезли его?
— Навестил отца. У него альцгеймер, и живет он в интернате, так что я решил заодно проведать его, хотя он даже толком не понимает, какой день на дворе. И если вы не скажете персоналу, могу сообщить, что угостил его глоточком.
Несколько секунд Карен размышляет о печальной судьбе Ивара Трюсте. Внук старого угольного барона, но определенно без его власти и влияния. Островитяне и СМИ резко критиковали его за то, что он не сумел уберечь разработки, кормившие местное население, от неизбежной гибели. Жена бросила его, увезла детей с собой за границу; когда же сын вернулся, Ивар был уже в глубоком маразме и не мог этого осознать.
— Мы, конечно, пытались временами брать отца домой, — продолжает Уильям Трюсте, — но с ним теперь так худо, что от перемены обстановки ему больше вреда, чем пользы. Однако ж он мой отец, вот я и подумал, что на Рождество ему не помешают хвостик селедки и рюмочка спиртного.
— Селедка и водка в семь утра?
Карен тотчас жалеет об этом замечании. В какой мере селедка и рюмочка к завтраку тут по-прежнему в порядке вещей, сказать трудно, но у старших поколений был такой обычай, вспоминает она и прямо воочию видит бутылку водки, стоящую рядом с молочником на столе с завтраком в кухне у тетки.
“Только для взрослых мужчин”, — сказала Ингеборг, хлопнув кузена Финна по радостно протянутой руке.
— Да, старинные традиции насчет завтрака понять трудновато, — улыбается Уильям Трюсте, — но что было, то было, и мне казалось, папе никак не повредит воспоминание о прошлом. Вдобавок к моему приходу он уже несколько часов был на ногах. И когда я ушел, тоже не спал, если хотите знать. Правда, спросить у него, ясное дело, не спросишь, он и меня большей частью уже не узнает.
— Кто-нибудь из персонала вас видел? — вставляет Турстейн Бюле.
