— Согласна, — говорит Карен. — Возможно, я останусь на несколько дней, если не возражаете. Карен Элисабет Хорнби, — добавляет она, протягивая руку.
— Эллен Йенсен. Нисколько не возражаю. Можно спросить, что вас сюда привело? Я слышу, вы с юга.
— Работа, — коротко отвечает Карен и тотчас добавляет: — Я из полиции, расследую смерть, случившуюся здесь, на острове.
— Фредрик Стууб, ну да, я так и подумала. Слыхала нынче утром. Выходит, это был не несчастный случай?
— Пока рано делать выводы, при подобных обстоятельствах мы всегда проводим расследование, на всякий случай.
— Да, трудно представить себе, чтобы кому-то понадобилось убивать старого чудака.
— Вы его знали?
Эллен Йенсен качает головой:
— Он обычно бывал здесь после работы, вот и все. Много лет приезжал на пароме ровно в половине шестого. Заходил на досуге выпить стаканчик, как и многие другие.
— Насколько я поняла, он был учитель на пенсии. А работал, значит, не в люсвикской школе?
Эллен Йенсен, откинув голову назад, от души смеется:
— Он бы осерчал, услышав такое. Обида ведь, по крови-то он был Хусс, что ни говори. Нет, Фредрик Стууб преподавал в Университете Равенбю. Химию или биологию, что-то в этом роде. Во всяком случае, здешних сопляков чтению не учил. — Она опять смеется и забирает пустой поднос. — Скажите, когда показать вам комнату. Могу включить все в один счет, не возражаете?
— Спасибо, так и сделайте.
Дискуссия со Смеедом подождет.
* * *
Примерно час спустя она садится на кровать в своей комнате и отмечает, что, как и обещала Эллен, кровать вроде бы удобная, а комната чистая и аккуратная. Но до ужаса безвкусная. Помимо ковролина с коричневым узором, обоев с медальонами и чайника цвета авокадо, везде и всюду сплошные безделушки. Искусственные цветы, на маленьком письменном столике — несколько фарфоровых собачек, на стене — старинный охотничий рог и картина, в ядовитых красках изображающая солнечный закат, Карен с отвращением невольно отводит взгляд. Над изголовьем кровати — прежде чуть ли не обязательное украшение всех доггерландских заведений: сердце, а по бокам якорь и крест, на сей раз из светло-розового гипса. Вера, надежда и любовь. Но Карен как раз сейчас ничего такого не испытывает. Господи, ну почему я не пошла в “Риндлерс”, думает она.
Она встает, подходит к окну. Уже стемнело, но свет паромного терминала сообщает, что комната все ж таки с видом на море. Она достает мобильник, вызывает номер матери. Элинор отвечает после четвертого сигнала, радостно переводит дух.
